(Я думала, что должна была бы назвать нашу деревню как-нибудь иначе. Я потратила целую неделю, записывая названия на последних страницах школьной тетрадки Эшлинг[58]. Музыкальные — Шрин, Глаун, Шида; таинственные — Скрейпул; осмысленные — Иски, что значит «Изобилующий рыбой», или Килбег, чье основное значение «Маленькая церковь». Я собиралась использовать слово Лиснеброушкин — так называлась деревня, где жил герой тощей белой книжицы в мягкой обложке «The Poor Mouth» «Поющие Лазаря, или На редкость бедные люди. Скверный рассказ о дурных временах»[59] (Книга 980, Фланн О’Брайен, Сивер Букс, Нью-Йорк), и ее первая строка «Я делаю заметки в этой рукописи, потому что следующая жизнь быстро приближается ко мне», но каждый раз, когда я произношу слово «Лиснеброушкин», я чувствую, что читатель будет немного запинаться на нем. Лиснеброушкин. Я боялась использовать «Фаха», потому что если эти страницы выйдут в мир, то может получиться нечто под стать Рулабуле[60], но не из-за скандала или нарушения чьих-то прав, но потому, что все попытаются выяснить, находятся ли они В Ней. Быть в книге — в наших местах все еще кое-что да значит.

— А я буду упомянут? — спросил меня отец Типп, садясь подле моей кровати.

Перед тем как сесть, он подтянул брюки на коленях, чтобы сохранить складку, и — хоть это и Веский Довод в Пользу Того, Чтобы Меньше Гладить, — выставил напоказ три дюйма[61] белой голени — самые непривлекательные, какие вы когда-либо видели. Этот священник — прекрасный человек, однако кожа у него ну слишком уж белая.

Оказаться Вне Повествования — самая настоящая катастрофа.

Что такого ты ей сделал, чтобы Оказаться Вне Повествования? Я могу представить себе, как их лица вытягиваются, словно у старого джентльмена в «Пиквике», нашедшего в сосиске обломки брючных пуговиц.

Ирландцы будут читать что угодно, если там написано о них. Так я думаю. Мы сами себе важнейший предмет интереса. Конечно, мы поездили по миру и многое повидали, однако пришли к заключению, что просто не существует ни людей, ни предметов, столь же завораживающих, как Мы Сами. Мы просто сногсшибательны. Итак, даже пока я пишу эти слова в тетрадь с материалами для книги, здесь, возле моей кровати, уже собралась целая толпа. Тут Аллены Барри Брины Консидайны Карти Корри Дули Демпси Данны Игэны Флинны Финакэйны Хейзы Хогансы — даже не буду перечислять тех, чьи фамилии начинаются с Мак и О’ — и все они заглядывают мне через плечо, желая узнать, есть ли они Там.

Ковчег.

Расслабьтесь. Выйдите из комнаты. Если я буду жить, то доберусь до всех вас.

Бог не смог добраться до Авраама Суейна, но Он отправил ему послание, причем самым необычным способом — через девятнадцатилетнего парня по имени Гаврило Принцип[62], который занял позицию неподалеку от моста через невинную реку Миляцку в городе Сараеве. Послание с грохотом вылетело из пистолета Гаврилы и попало в голову проезжавшего мимо эрцгерцога Фердинанда, а потом вылетело из уст лорда Китченера[63] в Англии. Собственно говоря, в то время была довольно неторопливая система передачи данных, работавшая медленнее, чем Интернет с доступом по телефонной линии в Фахе, но за месяц сто тысяч мужчин получили это послание и записались добровольцами, чтобы сражаться За Короля и Страну. Мой дедушка услышал то послание в переполненной комнате в Ориел Колледже[64], где бледные юноши, не обремененные практическими знаниями об окружающем мире, но с сияющими светлыми лицами людей, приверженных высоким нравственным идеалам, проголосовали все разом за то, чтобы вступить в ряды легкой пехоты Оксфордшира и Бакингемшира. Потом молодые люди вывалились наружу, в ночь, под сияние звезд, струящееся с неба, в которое упирались шпили зданий — мистер Александр Морроу, мистер Сидни Икретт, мистер Мэтью Читли, мистер Клайв Пол. (Их имена, как и имена всех Павших, перечислены в алфавитном указателе Книги 547, «Блистательные дни: История легкой пехоты Оксфордшира и Бакингемшира», Оксфорд.) А в то время им всем хотелось прыгать от радости и танцевать, как если бы для каждого из них тяжесть сменилась легкостью, будто в этом и заключалось значение слов Легкая пехота. Когда ставишь свою подпись на нужной строке, то ощущаешь легкость, какой-то подъем. В конце концов, жизнь не так уж и тяжела. Теперь лишь осталось пойти и сообщить родителям.

Авраам подготовил речь в поезде. Он записал Ключевые Фразы каждую на своем листке и разложил их на столе. Проблема была в том, что Образ Жизни Суейнов не допускал гордыни. Авраам не мог сказать: «Я должен Спасти Мою Страну». Не мог сказать: «Богу угодно, чтобы я сделал это, а не то». Не могло быть такого, что стать солдатом в любом случае лучше, чем стать Преподобным.

Щекотливая ситуация, как сказал Александр Морроу.

Авраам решил — пусть пока будет «Не Сейчас. Видишь ли, отец, сейчас Бог не хочет, чтобы я принял духовный сан. Прежде надо заняться военными делами, и было бы тщеславно и корыстно, если бы я посчитал себя лучше других».

Авраам сделает так, что Образ Жизни Суейнов будет противодействовать себе самому.

Молодой человек сошел с поезда и направился вдоль кладбища с покосившимися надгробиями, казавшимся Другим Миром. У Авраама был такой же вид, как и у других мужчин клана Суейнов, — будто у каждого есть какое-то Секретное Задание. Они здесь, с вами, и заняты обычными, повседневными делами, но какая-то часть их все время отсутствует, думая о Секретном Задании. Потому-то женщины влюбляются в таких мужчин — из-за неуловимой малости, которую, как женщинам кажется, они смогут выудить из глубины омута Суейнов. Но это на потом. До темы «Женщины и Суейны» я доберусь позже.

Авраам сказал своей матери Агнес о принятом решении, и она, извинившись, вышла из комнаты — так, как делали дамы в те дни, чтобы хоть Ненадолго Уединиться, пока печаль и тревога, как волки, грызли ее сердце.

Преподобный вошел и, увидев сына, выдвинул подбородок.