Алекс играет профессионально, и меня это покоряет: его пальцы так красиво касаются клавиш, легко извлекая из инструмента восхитительную и безупречную по моим скромным ощущениям музыку, будто он всю жизнь только этим и занимался.

{Rihanna Stay}

Мы начинаем петь, мои слова первые:

{С самого начала, это была лихорадка

Холодный пот выступил на моём разгорячённом лице.

Я тяну к нему руки и прошу: покажи мне что-нибудь!

Он отвечает: если осмелишься, подойди ко мне ближе…}

На этих словах я отрываю свои глаза от листка с текстом песни, смотрю на Алекса, и понимаю, что моя догадка верна: в этих словах, в этой песне заложен особый смысл, смысл для нас двоих.

{…Если осмелишься, подойди ко мне ближе…} вот он, тот посыл, ради которого мы двое в эту секунду находимся на этой сцене, не отрываем глаз друг от друга, живём в эти мгновения в своём собственном мире, в котором нет места ни для кого более, кроме двоих, неумолимо тянущихся друг к другу людей.

{Не знаю, как быть с этим,

Но что-то в твоих движениях

Заставляет думать, что я не смогу жить без тебя,

И это полностью затягивает меня.

Я хочу, чтобы ты остался}

Я впечатлена, эмоционально взвинчена, а потому мой голос льётся чувственным потоком, настолько красивым и сильным, какого я и сама от себя не ожидала.

Понимание того, что эта песня — признание в любви, переворачивает моё сознание. У меня подкашиваются ноги, низ живота ломит и тянет, бабочки расползаются по всему телу. Сладость происходящего сжигает меня, мою волю, моё достоинство, мои принципы.

А тем временем наступает черёд Алекса, и он поёт свои слова, глядя в мои глаза так нежно, будто хочет проникнуть в самую душу:

{Не всё так уж гладко в твоей жизни.

Не то, чтобы ты это выбрала — тебе это дано.}

Его голос божественен… как, впрочем, и всё в нём: то бархатно низкий, то изящно высокий, невероятно сильный, мужской. Он не стелется как мой, нежной волной, он разрывает на куски сердца сидящих в зале, будоражит воображение, потрясает. Люди потерялись в его голосе вместе со мной, мы заворожены, околдованы им.

И тут я понимаю, что Алекс никогда не рисуется и не выпячивает своих достоинств. Он — человек — закрытая шкатулка с секретами. И это распаляет меня ещё больше.

Смысл следующих слов доходит до меня лишь частично, окончательное понимание их глубины и пророчества разорвёт мою душу в клочья много лет спустя. Мы поём одновременно, и это покоряет зал окончательно. Наши голоса сливаются в одну чувственную спираль, идеально совпадая и дополняя друг друга, в зале поднимаются руки, некоторые люди встают. А я лихорадочно пытаюсь уловить то послание, которое заложено для меня в словах песни:

{Причина, по которой я держусь:

Мне нужно, чтобы эта пустота ушла.

Забавно, ты — тот, кто сломлен,

Но именно меня нужно спасать.

Ведь, если никогда не видеть света,

Сложно понять, кто из нас тонет.}

Действительно, сложно понять, и тогда я ничего не вынесла из этих строк. Но ясно одно: Алекс предлагает мне пренебречь условностями и рискнуть приблизиться, решиться и подойти к нему ближе. Ну и, конечно, нечто во мне очаровывает его и влечёт, наверное, то, как я двигаюсь, если уж придерживаться песни. Хе-хе.

Я вытягиваю последнее «I want you to stay», не осознавая до конца, что это означает: «не уходи» или «останься», Алекс смотрит на меня и улыбается, видит, что я всё поняла, и покорён этим, ведь я могла бы оказаться глупенькой и ни черта не разобрать его намёков. Да как минимум, не знать английского языка! Забегая вперёд, скажу, что эта его привычка общаться намёками, заставлять людей читать между строк и делать это самому, особенно самому, принесёт немало бед.

{Ludovico Einaudi — Experience}

Не стану скрывать, очень тянуло влюбиться. Но я слишком рано стала жить по-настоящему взрослой жизнью, которая не означает «отдельно от родителей», а которая подразумевает: новорожденный, сложный, с набором диагнозов ребёнок, полнейшая вынужденная независимость в вопросах заботы о нём, второй курс заочного обучения в институте, а также головная боль о том, чем платить за квартиру и на какие деньги купить памперсы. Хорошо, что я была всегда излишне серьёзной, и меня в ту пору спасли, именно спасли, накопленные в школьные годы заработанные мелким промыслом 1500 долларов. Я растянула их до того момента, пока сын не позволил мне хоть пару часов в день подрабатывать. Да, в 19 лет у меня имелись: ребёнок, учёба, работа и полнейшее отсутствие какой-либо помощи, даже моральной. Потому что если ты, несмотря на все предупреждения и увещевания, была неблагоразумной и умудрилась залететь — будь добра, напрягайся. Очень справедливая позиция, надо сказать. Не буду никого осуждать, но… если от моего сына кто-то забеременеет когда-то не вовремя, я буду помогать, хотя бы деньгами. Это всё таки жизнь, и она порой очень сложная штука…

Так вот, несмотря на мой стальной стержень, выкованный жизненными проблемами и моей отчаянной борьбой с ними, я всё же женщина, и кое-что от существа нежного, очевидно, осталось, поэтому любить тянуло, а тем более устоять перед таким сгустком нежности и мягкости, средоточием вселенской красоты и обаяния, ходячим апогеем успешности и мужественности не предвиделось возможным.

Но мой разум давно находился на короткой ноге с сердцем, они подружились уже давно, в пору тягостной для них жизни, когда одному нужно было лихорадочно думать, как заработать, а второму, как остаться человеком, когда тебя фактически предали самые близкие люди, как найти в себе силы простить их и любить дальше. Да-да, именно любить, потому что по-другому нельзя, потому что жизнь продолжается, сложности останутся в прошлом, а семья — это навеки семья, и семья на самом деле хорошая, просто вот в тот момент никому не пришло в голову бросить мне спасательный круг.

Так вот, благодаря тесной дружбе разума с сердцем, я могу смело похвастать тем, что легко контролирую свои чувства: во мне сразу же начался внутренний диалог, сжатый смысл которого легко уложить в суждении: «не твоего поля ягода, не по аршину кафтан». На этом с темой «любви» было покончено. А вот тема секса меня волновала… И ещё как волновала, ведь в свои опытные во всех отношениях 23, я понятия не имела что это такое. Нет, имела, конечно, и даже ребёнка родила, но что-то мне подсказывало, что мне не всё показали, не всё открыли, и многое, очень многое утаили… Догадаться об этом было легко хотя бы потому, что я понятия не имела, что скрывается под страшным словом «оргазм»…

А рядом с этой глыбой тестостерона и вершиной эстетики в плане мужской красоты контролировать гормоны было немыслимо трудно. Тянуло. Тянуло не просто сильно, а с непреодолимой силой, настолько невыносимо, что решение уже давно было принято — как только, так сразу. И чёрт с ними, с гордостью и пуритаской благовоспитанностью. Рядом с Алексом думать о чём-то ещё, кроме секса, не представлялось возможным. Желание прижаться к нему и дышать, жадно втягивая носом его запахи, безжалостно сжигало мою волю и выкручивало все мои внутренности. Не сразу, но я научилась управляться с этим — холодностью. Чем черствее внутренний настрой, тем менее пагубны последствия. На этой волне я буду лететь долго и далеко…