Кажется, судилище все-таки состоится.

То, что было потом, показалось мне короткими вспышками — словно бы проблесками среди теней. Они сопровождали меня на пути из Оазиса к нашему дому. Началось так: отец поднял меня с земли и прошептал на ухо:

— Не вздумай расплакаться перед всеми. Если очень нужно поплакать — потерпи.

«Джен-теп должны быть сильными», — сказал я себе. В общем-то я не плакса — никогда не понимал, какой от этого толк. Но я был вымотан, расстроен и перепуган. Так что мне потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы ответить:

— Я не собираюсь плакать.

Отец чуть заметно кивнул и слегка улыбнулся. В груди стало тепло, и я даже подумал: не сотворил ли он какое-нибудь огненное заклинание? Хотя, разумеется, отец никак не мог этого сделать, пока держал меня на руках.

Все, кто был в оазисе, стояли вокруг — неподвижные и молчаливые. Лишь Осья-фест по-прежнему лежал на земле. Но он слегка постанывал и, стало быть, постепенно приходил в себя. Панакси, Нифения, Теннат и остальные мои одноклассники просто смотрели на нас.

Мой отец — высокий мужчина, более шести футов ростом, с густыми черными волосами. Этим он разительно отличается от меня и от Шеллы: мы оба блондины — уродились в мать. У отца густые усы и короткая бородка, за которой он тщательно ухаживает. Он излучает гордость и чувство собственного достоинства. Отец — истинный джен-теп во всех смыслах: он силен физически, умен и обладает завидным магическим даром. Мне порой случается ловить на себе удивленные взгляды Панакси, потому что даже мой лучший друг не может поверить, что я — сын могущественного Ке-хеопса.

— Я могу стоять на ногах, — сказал я отцу, осознав, каким слабым и жалким выгляжу перед остальными посвященными. Он, однако, не разжал рук.

Шелла нерешительно подошла к нам.

— Отец, не сердись на…

— Молчать, — сказал он, и сестра захлопнула рот.

Я наблюдал, как отец внимательно рассматривает всех окружающих — его взгляд перебегал от одного участника событий к другому. Я знал, что все их мысли ясны ему, словно он сумел проникнуть в разум каждого. От него не ускользнуло ни единое их движение, жест или взгляд. Я знал, что он воссоздает картину произошедшего, улавливая страх или чувство вины каждого стоявшего здесь человека. Затем на лице отца отразилось легкое недоумение. Я повернул голову. Он смотрел на женщину, которая спасала мне жизнь.

— Ты, — сказал он. — Как тебя зовут?

Женщина сделала шаг навстречу, словно давая понять, что не боится его.

— Фериус Перфекс. — Она протянула руку и стряхнула что-то с моего лица. На ее коричневой перчатке остались следы сероватой и зеленоватой пыли. — Надо будет его вымыть. Если порошок попадет на кожу, он опять начнет действовать.

Отец едва дождался, когда женщина договорит.

— Ты сейчас пойдешь с нами.

Фериус Перфекс, со своей единственной седой прядью в рыжей копне волос, выглядела, однако, лишь немногим младше моего отца. Она уперла руки в бока и громко рассмеялась:

— Надо же! А я-то думала, джен-теп знают все волшебные слова.

В толпе раздались вздохи охи и шепотки. И громче всех охнула Шелла. Никто не смел разговаривать с Ке-хеопсом подобным образом. И уж точно — не какая-то безвестная дароменская бродяжка. Отец стиснул зубы. Затем, однако, он проговорил:

— Прости. Не будешь ли так любезна пойти с нами? У меня есть к тебе вопросы, которые касаются здоровья моего сына.

Фериус взглянула на меня и подмигнула с видом человека, вызвавшего благодатный ливень в засушливый день.

— Разумеется, я пойду.

Я вдруг почувствовал, что обязан внести свою лепту в этот разговор:

— Меня зовут Келлен.

— Приятно познакомиться, Келлен. — Она слегка приподняла шляпу, чтобы миг спустя нацепить ее обратно на голову. У дароменов много странных маленьких ритуалов вроде этого.

Неподалеку послышалась возня. Осья-фест, опираясь на руки нескольких посвященных, пытался подняться на ноги.

— Господин Ке-хеопс…

— Кто-нибудь, помогите ему, — сказал отец.

Старика тут же подхватили под мышки и поставили на ноги. Осья-фест шатаясь направился к нам.

— Я могу подробно рассказать, что здесь…

— Отдохни, — сказал отец. — Кто-нибудь из этих проводит тебя домой. Поговорим завтра.

Осья-фест выглядел так, словно ему только зачитали приговор. Фериус раздраженно фыркнула.

— Маги! — сказала она. В ее устах это прозвучало… как-то необычно. Словно она вкладывала в слово некий иной смысл, нежели у нас.

Я смотрел, как посвященные уводят Осья-феста, почти таща его на себе. Видел, как остальные смотрят им вслед. И видел, как исподволь поглядывают на меня. Мне стало невыносимо стыдно.

— Я могу стоять сам, — сказал я отцу.

На миг его глаза сузились, но он поставил меня на ноги. Колени тут же подогнулись, а взгляд затуманился. Кажется, я слишком поторопился…

— Никогда не видела, чтобы человек так быстро очухался после остановки сердца, — сказала Фериус, похлопав меня по спине. Только вот на самом деле она вовсе не похлопывала. Она придерживала меня за рубашку, не давая упасть лицом вниз.

Отец притворился, будто ничего не заметил. Он сделал шаг вперед, загораживая меня от остальных, а Фериус — теперь уже двумя руками — удерживала от падения.

— Вам всем пора по домам, — сказал отец. — Расходитесь.

Через несколько секунд Оазис опустел. Никто не промедлил. Никто не сказал мне ни слова. Даже Панакси и Нифения. А Теннат не скорчил оскорбительную мину. Мы остались одни, в обществе лишь Шеллы и Фериус. Отец обернулся к дароменке и коротко кивнул. Фериус разжала руки, и я рухнул бы, но отец подхватил меня и снова взял на руки.

— Тебе надо поспать, — сказал он.

Это был не приказ и не заклинание. Я мог бы бодрствовать и дальше, если б постарался, но видите ли… Во мне жила крохотная робкая надежда: если я сейчас усну, то потом, когда проснусь снова — выяснится, что все это было жутким отвратительным кошмаром.

И потому я закрыл глаза, продолжая надеяться.

По пути домой я несколько раз просыпался. Отец шел ровным твердым шагом, словно вес моего тела вовсе не мешал ему. Открывая глаза, я всякий раз видел, как темное небо озаряется светом, стоило нам пройти под одним из магических уличных фонарей.