– Я трогал? – Иво с удивлением перевел взгляд на левую руку и с внезапным ожесточением заскреб пальцами под локтевым изгибом. – Это… это у меня просто зачесалось. Вот тут, прямо под ремешком. Уже не первый раз. Надо что-то придумать, чтобы ремешок не так давил.

– В прошлый раз это закончилось смертью ни в чем не виновного мясника, – напомнил Вальтер.

– В его руках был нож, и я не понимал, о чем он говорит. Мы уже обсуждали это. Сейчас мое устройство даже не было заряжено. Почему ты об этом вспомнил?

– Просто… Ты сказал – не заряжено? Значит, ты не хотел стрелять в Каупо?

– Нет. То есть да. Я… я не знаю. – Смешавшись, Иво опять поскреб под локтем и повернул голову в сторону реки, словно надеясь найти ответ в струящейся возле их ног воде. – Он враг нашего народа. Так говорят все наши люди. Сначала мне хотелось этого, но я помнил о своем обещании. Потом… Потом он стал говорить и… и я не знаю. Я тоже не всегда согласен с тем, что думают мои соплеменники. И мне тоже хочется что-то изменить. Мне стало интересно. Я хотел бы увидеть то, о чем он рассказывает. Кажется, что он говорит от чистого сердца. И его брат женат на Салме. Я помню ее. Ему трудно не верить. Или я ошибаюсь? Отец научил меня мастерить своими руками, и я могу многое, что не под силу другим, но я не искушен в словах, как Каупо. Или как ты. Что ты думаешь о его словах?

– У нас с тобой много дел. Давай думать лучше о них. Каупо сказал, что даст нам все, о чем ты его попросил. Так мы проверим его слова делом. И твои тоже. Я говорю об обещанном чуде.

– Я помню. И сделаю все, что обещал. Каупо сказал, что уходит из города, в котором и так не слишком много защитников, но вернется к празднику со многими воинами. Мы должны предупредить Уго об услышанном.

– А потом готовить праздник, готовить чудо и затем дать ливам истребить друг друга? А еще поселиться у Каупо в его замке и отправиться в путешествие в великий Рим? Так?

– Я не знаю, что с этим делать, – растерянно признал Иво.

– Я тоже. Сомнения раздирают меня. Мы с тобой прошли через многое, и мне кажется, что у меня нет более близкого друга, чем ты. У тебя чистая душа. Может быть, я потом пожалею об этом признании, но ты должен знать о том, что я сделал.

– Ты? Ты тоже стал для меня настоящим другом. Даже большим другом, чем Зак, которого я знаю с самого детства. И останешься таким, клянусь Матерью воды, что бы не произошло. Еще ни с одним человеком мне не было так интересно, как с тобой. Ты играл на своих инструментах, ты помог мне проникнуть в крепость, ты даже учил меня сочинять песни… В чем тебе признаваться?

Вальтер осторожно высвободил руку, которую в порыве чувств сжал Иво, и на шаг отступил от новообретенного друга.

– Ты не сможешь больше стрелять из своего тайного устройства.

– Что значит – не сможешь? О чем ты? Конечно, смогу! Я не понимаю.

– В ту ночь… В ту ночь, после того как ты застрелил мясника, а я ушел играть в келлер… Я был очень сердит на тебя. Когда я вернулся, ты крепко спал. Твое устройство лежало на полу. Я достал нож и… Там есть такие струны. Или тетива. Я не знаю, как ты называешь эти части. Я подрезал их. И еще какую-то деревянную палочку, которая там двигается.

– Что? Что ты сделал? – Иво задрал рукав туники и начал поспешно отстегивать устройство. Вальтер обеспокоенно оглянулся. Неподалеку от них у реки играли дети. Один из малышей лупил по воде длинной палкой, поднимая в воздух отсвечивающий радугой фонтан брызг, и его сотоварищи встречали попадающие на них брызги радостным смехом. Их матери наблюдали за детьми и, кажется, ни на что другое не обращали внимания. От портовых построек доносились отдельные голоса, но люди были скрыты за откосом. Иво отстегнул устройство, потянул за подрезанную тетиву, и она распалась в его руках.

– Как ты мог? Зачем? Зачем ты это сделал? Ты обманул меня!

– Мне жаль, – сказал Вальтер. – Наверное, я был не прав. Но это не был обман. Я только хотел предотвратить непоправимое. Мы договорись, что все оружие будет спрятано в кустах. Ты ничего не сказал мне об устройстве. Стражники могли обнаружить его в любой момент, и тогда мы с тобой сидели бы не здесь, а в кандалах на центральной площади или в яме в ожидании пыток. А потом ты убил невинного человека. Я не хотел, чтобы это повторилось. И я поступил так, как поступил. И признался в этом.

– Ты…

– И это никак не меняет того, что я считаю тебя своим другом. Я думал, что так будет лучше для нас обоих. Прости меня, если можешь.

– Простить…

Иво провел пальцем по тщательно отполированным ложбинкам, в которых притаились совершенно бесполезные теперь стрелы, по безнадежно испорченному спусковому механизму, на создание которого ушло столько его труда, потеребил изрядно натершие руку ремешки. Все, что еще совсем недавно казалось таким незыблемым и навсегда устоявшимся, вдруг оказалось шатким, неустойчивым и даже бесполезным, как эта беспомощно свисающая в его руках тетива. И даже Вальтер…

Он шагнул к топкому краю берега, склонился и осторожно, без всплеска опустил в воду устройство, которому так и не успел придумать имени. Подхваченная течением стрелялка скользнула в общий поток, зацепилась за проплывающую мимо ветку с еще не успевшими подняться листьями и начала свой долгий, неведомо куда ведущий путь. И тотчас над водой прощальной песней пронесся тягучий звук городского горна, извещая жителей Риги, что очередной день близится к завершению и те, кто намерены провести наступающую ночь под охраной городских стен, должны поспешить к запирающимся воротам.

Торговые ряды понемногу редели. Припоздавшие покупатели завершали последние сделки, поудобней пристраивали громоздкие покупки. Узкие проходы среди лотков, повозок или шатров загораживались то заупрямившейся козой, то рассыпавшейся корзиной с горохом, то застрявшей по дороге тележкой с перекошенной осью. Дородная тетка в тунике с большими потными разводами на спине, согнувшись в три погибели, подбирала в пыли под ногами яблоки. Обходя ее, Вальтер приостановился, чтобы увидеть, хватит ли ей сил поднять вместе с яблоками огромную, почти касающуюся земли грудь.

– Мне тоже любопытно, – будто прочитав его мысли, заговорщицким тоном прошептал кто-то за его спиной. Миннезингер повернулся на звук голоса и остолбенело уставился на знакомую физиономию горбоносого человека с иссиня-черной курчавой бородой. За его спиной под пологом шатра всеми цветами радуги переливались бусы, браслеты, амулеты. Рот ювелира расплылся в улыбке, а руки возделись в жесте, то ли призывающем в свидетели его несказанной радости сами небеса, то ли в попытке обхватить старого знакомого в знак приветствия за шею.

– Какой удачный день! Рад увидеть тебя снова. Кажется, последний раз мы встречались в…

– Твой язык, как блудливая девка, которая готова отдать за гроши то, чему нет цены, – поспешно прервал его Вальтер, всем телом надвигаясь на ювелира, и быстро огляделся. Никто из занятых своими делами окружающих их людей не обращал на них внимания. Пока не обращал.