– Так все равно получается, что я нахомутал, а Господь за меня все промыслил да управил, несмотря на мою глупость и слабость – к лучшему.

– Э-э-э! Ты, сокол ясный, не путай сам знаешь, что да с яичницей! Думай, что говоришь, а то эдак и до ереси дофилософствуешься. Запомни, если не понял еще – ничего за тебя в этой жизни Господь не делает. Он – путь указывает, учит праведному да шанс тебе дает и выбор предоставляет. А уж куда идти – ко греху ли, ко благу ли, то твой выбор и твоя ответственность. И тебе одному за свои мысли, слова и дела ответ держать перед Господом. Нет таких, кто никогда не ошибается – безгрешен лишь Бог и святые ангелы его. А мы, люди, для того и живем, чтобы, пусть через ошибки, через покаяние к Богу идти. На сей раз ты выбор сделал правильный – в главном. И будет у тебя еще таких выборов в жизни, поверь, немало…

– Отец Михаил! Отец Михаил! – беседа была прервана самым внезапным образом. От церкви быстрым шагом к ним двигался молодой священник – из местных. Как видно, по очень срочному делу.

– Отец Михаил! Там… вас просят. И брата, вот, который Алексеем зовется! Девушка… Ну, та, которую вы к нам привезли. Она…

Священник с Алексеем вернулись в храм. Маша нашлась в боковом притворе. Девушка сидела на лавочке, заботливо поставленной для немощных прихожан, опершись спиной о стену. Как же она изменилась за эти часы! И дело было не в чисто внешних отличиях – строгом, с воротником под горло платье, платке, начисто скрывавшем роскошные волосы, абсолютном отсутствии косметики. Ставшие уже привычными Алексею черты Маши словно бы изменились. Нет, она не стала менее красивой. Но стала… другой. Покой, просветление и что-то еще, чему Леша даже не смог бы подобрать названия. Что-то, не делающее это прекрасное лицо менее любимым, но отдаляющее куда-то в абсолютно недосягаемую даль. Маша улыбнулась, и у Алексея сжалось сердце. Прощание? Как оказалось, не только.

– Святой отец… Я вам сказать должна. Это важно! Очень важно, наверное. Я видела…

– Что видела? Говори, девочка, говори! Успокойся, вспомни и рассказывай.

– Перед тем как закончилось все, как отпустила меня та, что приказывала и мучила… Я увидела… Ярко так, отчетливо… Место одно увидела – словно ее глазами!

– Какое место?

– Монастырь. Обитель, над рекой стоящая. Я сначала подумала, что это ведьма пугает меня, «будущее» мне показывает, внушить хочет, что я в монастыре дни свои окончу. А потом… Потом как в кино – словно кадры мелькать начали. Вроде и место то же самое, а все там меняется. Сперва монастырь вроде мужской был, а потом – женский. Храмы и стены вокруг них сначала деревянные, а после – каменные. И страшного много. Очень страшного!

– Что ж такого страшного ты увидела?

– Войну. Давнюю какую-то войну. Люди на конях скакали, саблями и топорами рубили друг друга. Река от крови красным течет. Потом пожар… Пламя, дым, пылает все. Вся обитель в огне. Но это уже – намного позже. А еще – самое ужасное. Там… я не поняла точно… То ли застенок был, то ли еще что-то. Люди, как звери, в клетках запертые, в подвалах. Кричат, воют, бьются о стены. И не только люди…

– А кто?

– Те, кого я называть не хочу. Те, что в людях… Вы знаете, святой отец, о чем я. А монахов тогда там не было, и священников тоже. Потом вернулись, но место до конца не очистили. Вот потом пожар и случился…

– Еще что-то видела?

– Да. Сейчас то место мертво. Разрушили его почти до основания, осквернили. Свиньи по освященной земле бродили. А нынче – пустота. Никого живого. Только тени… Только тьма… И что-то плохое там произойдет. Скоро. Очень скоро! Лили туда стремится.

– Уверена?!

– Уверена, святой отец. Последнее, что мне привиделось – круг из фигур в балахонах, таких, как ведьмы на ритуал одевают. А за ними – колокольня без креста, которая там, в монастыре стоит.

– Тогда понятно. Вряд ли тут ошибка может быть, – отец Михаил потер лоб с крайне озабоченным видом. – На то похоже, что тебе и впрямь не просто видение было…

– А что тогда?

– Колдовская связь она, если крепкая, в обе стороны может «ход» иметь. А для того, чтобы тебя контролировать, направлять, чтобы через тебя за нами следить и другие замыслы свои осуществлять, Лили, как я мыслю, накрепко между вами связь сплела. И когда та рвалась, не по ее воле, а через очищение святой молитвой, ты вольно или невольно в ее мысли заглянуть смогла. Если оно и вправду так, то этот монастырь у Лили сейчас крепко на уме. О нем она в первую очередь думает и какое-то дьявольское действо там готовит. Наверняка и вся возня с вами – маневр, чтобы нас от этого отвлечь. Ладно… Раз такое дело – мешкать нечего, пойду братьев собирать. А вам, я думаю, еще с глазу на глаз поговорить хочется. Догонишь меня, Алексей.

Негромко хлопнула дверь за вышедшим священником. Молодые люди остались одни, в тишине опустевшего храма. Алексей молча смотрел на Машу. Не то чтобы ему сейчас нечего было сказать. Очень много слов просились на язык – нежных, ласковых, горячих, таких, что он не говорил никогда и никому. Вот только стояло рядом, где-то за плечом, понимание того, что все это – лишнее. Уже лишнее. И будет от этих слов только больнее, только горше станет им обоим. Потому и смотрел он на девушку, словно пытался насмотреться вперед – на долгие-долгие годы. Заговорила как раз Маша.

– Спасибо тебе, Алешенька! Спас ты меня.

– Да ладно… – слова никак не шли наружу, царапая горло шершавым наждаком. Может, потому и говорилось совсем не то, что хотел, а что-то другое, суетное, дурное, как будто и не им сказанное. – Всегда готов! Как еще раз решишь по лесу прошвырнуться, с волками и прочими зверюшками в компании – милости просим! Всегда к твоим услугам.

– Брось, Леша! – девушка снова улыбнулась. – Все бы тебе отшучиваться. Только шути не шути, а в глазах твоих все видно… За то, что по лесу со мной, бесчувственной, бегал и от оборотней меня защищал – спасибо отдельное. Но главное, Алеша, что ты душу мне погубить не дал. За это я тебя до конца жизни в молитвах своих поминать буду. Ведь еще бы чуть-чуть – и не было бы мне ни пути назад, ни спасения, ни прощения. Сложись все по-другому, пролей я кровь – и погибла бы совсем. Может, когда-нибудь такой же, как ведьма, которую я в этом месте и вспоминать не хочу, стала бы. Сейчас мне о таком и подумать страшно.

– Ну, ты ведь, Маша, и сама не поддавалась.

– Не поддавалась, как же! Дура несчастная. Жила, вообще ни во что ни верила, ни в Бога, ни в дьявола, ничего не понимала, ни о чем не думала. А потом нашла себе… друзей. Уверовала в черное без белого, в зло без добра. Магичка недоделанная…Только теперь понимать начинаю, с чем связалась, во что играть пыталась. Да и то не до конца, наверное. Ну да ничего – Бог милостив. Буду каяться, может, простит.

– Простит, Маша! Все у тебя будет замечательно. Ты… Ты такая…

– Не надо Алеша… Жалко, что так все получилось. Будь все иначе, я бы что угодно отдала, чтобы мы с тобой вместе были. А только сама виновата – погналась за миражом, за обманом, а настоящее счастье мимо прошло. Ну, хоть сколько-то ты рядом был. Я хоть теперь знаю, что ты есть на свете. Молиться за тебя буду. Гордиться тобой. Ты ведь настоящий воин Господа. Меня спас, теперь других спасать уйдешь. Такой твой путь…