обнаружить, — это стремление создать единую Европу без народов Европы. Именно народы, как органическая общность, а не безликая человеческая биомасса сложили честь, величие и славу Европы в течение всей её истории. Отказавшись от этой естественной изначальной субъектности, Европа лишилась своей сути, превратившись в нормативный регион глобального мира, реализовав на своей территории концепт глобализма, но лишившись, при этом, своей сути. Каждый, конкретный, исторически определяемый социально единый народ (лаос) единой европейской цивилизации, а не оторванный от своих корней индивидуум, выступает субъектом «коллективного исторического идеализма», как определял его Карл Шмитт. Ибо народ сохраняет, проходя сквозь разные стадии существования качественное единство, духовную непрерывность Традиции и органическую свободу воли, динамической и наделённой своим собственным законом[102].

Третья ошибка — стремление создать Европу сверху, бюрократически, без учёта основ, без субсидиарного принципа подразумевающего стремление решать проблемы с самого низу, когда люди получают возможность самостоятельно принимать решения, соучаствовать в своей судьбе. На более высокий уровень, в этом случае, передаются лишь более общие, стратегические проблемы. Сегодня же брюссельская Еврокомиссия решает всё и за каждого.

Четвёртая ошибка — расширение, а не углубление Европы. ЕС слишком поспешно присоединил к себе страны Восточной Европы, желавшие получить деньги и встать под защиту США. Сегодня именно от них исходят главные импульсы распада.

Европейская конфедерация

Чтобы найти выход из того тупика, в котором оказалась Европа, необходимо проследить путь, по которому она туда пришла, умозрительно открутив его как бы в обратную сторону. Ведь это только с точки зрения прогрессистов Европа и западная цивилизация в целом двигались синхронически однонаправлено — лишь вперёд и вверх, по пути так называемого «прогресса», становления, к светлому будущему. Но это лишь один взгляд на историю, причём взгляд довольно предвзятый, взгляд фанатиков, остервенело навязывавших его всем на протяжении четырёх столетий, а значит, взгляд, относящийся к категории веры. Чтобы увидеть прогресс и развитие в историческом пути Европы, нужно сначала в него поверить. Без веры в прогресс, в «светлое будущее» нет и самого прогресса, а будущее, обнаруженное сегодня, не такое уж и светлое. Ведь если взглянуть на стремящуюся вперёд и вверх линию европейского развития с другой стороны, мы увидим, что стремиться она как раз таки в обратную сторону — назад и вниз, стремительно и неумолимо пикируя. Так видят путь Европы, например, традиционалисты, — европейское идеологическое течение, возникшее в начале XX века. Основоположник традиционализма француз Рене Генон видел Европу совершенно иначе, и, как мы понимаем сегодня, довольно прозорливо предсказывал нынешний её финал, отбросив иллюзии прогресса, восхищение позитивизмом и фасцинацию материализмом, свойственные Европе становления Модерна в целом.

Рене Генон утверждает, что Запад находится в смертельной опасности. Исходящей, правда, не от «химерической угрозы» большевиков — в прежние времена, или России — в нынешние. И даже не от «жёлтой опасности», под которой сегодня понимается так называемая «китайская угроза», а во времена самого Генона подразумевали «японский милитаризм». Угроза Западу исходит из того, что сам он не основан ныне ни на чём более существенном, нежели превосходство в промышленном производстве, что в последние годы вообще вытеснено так называемыми «высокими технологиями» и даже более эфемерным «духом финансизма»[103]. И это взгляд начала двадцатого столетия. Что уж говорить о Европе дня сегодняшнего. Остаётся только констатировать опасения традиционалистов как данность. Не большевики и не советизм разложили Европу, напротив, они освободили её от очередного, своего же собственного тирана, чуть не пустившего её под нож. Это не вездесущие китайцы заполонили европейские города, наводнив их своими чайна-таунами и насаждая китайскую идентичность яростно сопротивляющимся европейцам. И уж тем более не «японский милитаризм», которого так боялись в Европе во времена Генона, поработил европейскую цивилизацию, огнём и мечём выжигая всё подлинно европейское, вычищая остатки идентичности народов Европы. Страшная тайна заключается в том, что всё это сделали… сами европейцы.

Искренне поверив в химеры прогрессизма, приняв идеологию либерализма, без остатка отдав себя материально-техническому прогрессу в ущерб Традиции и идентичности, приняв в качестве догмы идеалы позитивизма, отринувшие Бога и религию европейцы просто перестали существовать, ведь они демонтировали всё, что составляло их сущность, всё, что определяло их отличительные черты, формировало контуры и содержание европейской цивилизации столетиями. С фанатизмом одержимых сектантов европейцы уничтожили себя сами, а вместе с собой пустили под ковш экскаватора Модерна саму Европу, камень за камнем снося её древние стены, костёлы, религию, доблесть, честь и культурные основы. В итоге оказавшись среди дымящихся руин того, что мы всё ещё по привычке именуем Европой, напоминающей сегодня, скорее, зловонную помойку, кишащую вездесущими арабами, магрибинцами, и представителями сексуальных меньшинств, ведущих себя как большинство.

Как утверждает современный европейский философ Ален де Бенуа, «идеология прогресса основывается на однолинейном понимании развития человечества, на идее, что всё новое имеет ценность постольку, поскольку оно ново. Отсюда проистекает убеждение, что сегодня лучше, чем вчера. Исторические последствия этого — недооценка традиций прошлого и истории; кроме того, разрушение традиционных органических социальных структур»[104]. Промышленное превосходство, высокие технологии, материально-техническое развитие, финансовые институты, комфорт и благосостояние, как оказалось, не сделали европейцев счастливыми. Ведь за это они отдали, не много не мало, свою бессмертную душу, заплатив за всё сполна уже здесь и сейчас, не дожидаясь страшного суда. Жалкие потуги выбраться из своего плачевного состояния с помощью усилий вездесущих евробюрократов вызывают лишь сочувствие. Ведь Европа лишилась главного — идеи Европы.

От народов к империям, от империй — к гражданскому обществу

Просматривая хронику европейской истории как своего рода кино, можно выделить несколько основных этапов становления Европы. Если отбросить позитивистские догмы, являющиеся плодом сознания европейских философов начиная с XVI века, и загоняющие всё в рамки грубой и бездушной материи, то общая картина становится как-то повеселее. Традиция и вытекающий из неё примордиалистский подход в этносоциологии, помещает в основание любого общества не либерального индивида, не марксистский класс, и не фашистскую нацию, а традиционный этнос.

Этнос является базовой категорией любого общества, если рассматривать его с точки зрения Традиции, поэтому, прежде чем двигаться дальше, необходимо описать его. И здесь вполне подойдёт дефиниция европейского философа и социолога Макса Вебера, который определял этничность (Ethnizität) как «те человеческие группы, которые поддерживают субъективную веру в общее происхождение в силу сходства физического типа или обычаев, а иногда и того и другого, в силу памяти об общей колонизации или миграции; эта вера может быть чрезвычайно важна для формирования группы». В своём осторожном определении Вебер акцентировал момент именно субъективной веры в общее происхождение, а