это затрудняло принятие решения о сближении, потому как правила постоянно менялись, приоритеты мерцали, а союзники не понимали как себя вести и на что ориентироваться. Сначала Путин декларирует сближение с азиатскими странами, потом приходит Медведев и обозначает европейский и западный векторы, как приоритетные, а страны СНГ ставит на третью позицию по значимости для внешней политики России. Потом возвращается Путин, и всё окончательно запутывается. Такая переменчивость в приоритетах во внешней политике пугает европейцев, потому как они любят стабильность и предсказуемость.

Как только Россия стабилизирует свои позиции и более-менее чётко сформулирует свои внешнеполитические приоритеты, ясно обозначив стратегические векторы развития и расставив их по значимости, так Европа начнёт сближаться с Россией более решительно и уверенно, и, как следствие, сама начнёт набирать геополитический вес. Ибо без России в нынешнем виде Евросоюз его не имеет. Тогда голос Брюсселя зазвучит более уверенно, а ЕС сможет сам решать, отменять или вводить визы, и окрики из Вашингтона будут уже не так пугать нынешних европейских чиновников.

Глава 5

Рождение народов: альтернатива для Европы

Возвращение России на глобальную мировую арену, фактор Дональда Трампа, и подъём евроскептиков запустили процессы глобальных преобразований во всём мире — от падения либеральных глобалистских режимов бывших союзников США в Европе и на американском континенте, до обострения отношений США с их врагами, среди которых числится абсолютное большинство стран мира. Однако всё это, не смотря на проявления глобальной турбулентности, способствует становлению новой модели мира — мира многополярного.

И всё же полная оккупация Европы Соединёнными Штатами с момента распада Советского блока не прошла даром для Старого света. Созданная американскими либерал-демократами бюрократическая машина Брюсселя продолжает работать, осмысляя мир в категориях глобализации и холодной войны, где Россия выступает в роли главного врага. Конфликтность проамериканских элит — этих наместников Вашингтона периода правления либеральной американской секты, — продолжает толкать Европу в пучину кризиса. К распаду, вызванному клубком нерешённых проблем — от миграционного потока, затопившего Европу ордами обездоленных при содействии ЕС арабов, до кризиса идентичности самих европейцев, всё чаще задающихся вопросами: кто мы и куда движемся, следуя в фарватере интересов постлиберальной олигархической верхушки, работающей в интересах транснациональных корпораций?

Европа стала заложником глобалистских проектов, вылившихся в чудовищные, прежде невиданные постгуманистические эксперименты над человеком. Они уже превратили Старый свет — источник западной цивилизации — в европейское поле экспериментов, уничтоживших прежнюю систему ценностей, среди которых — долг, честь, верность, доблесть, вера, мораль, нравственность. Адепты постлиберализма заменили всё это новыми, постчеловеческими ценностями, толкая ЕС во власть бесполых клонов, выродившихся мутантов и обесчеловеченных киборгов, управляемых искусственным интеллектом.

Нынешняя Европа зашла в концептуальный тупик, последовательно отказавшись сначала от Бога, Традиции, культуры, а затем и от гендерной идентичности, и пройдя по пути расчеловечивания оказалась у самого края пропасти. Излечить столь запущенную болезнь обычными средствами, похоже, уже невозможно. Умирающей и разлагающейся Европе поможет лишь чудо. И это, похоже, будет чудо из русской сказки — собирание из разлагающихся останков в единое тело мёртвой водой, и новое рождение, воскрешение водой живой. Европе, как, впрочем, и самой России, столетиями двигавшейся за Европой пусть и со значительным «отставанием», поможет теперь лишь русское чудо. Если кто и может спасти нынешнюю Европу в состоянии её сегодняшнего крайнего разложения, так это Россия, благодаря «отставанию» от Европы всё ещё несущая «свет с Востока».

Евразийская идеология для Европы — это авангардный, творчески фасцинирующий, революционный консервативный выход, прорыв Европы клонов, мутантов и киборгов к Европе Традиции, доблести и чести, к исцелению и спасению. Это то, о чём оккупированная Европа боится даже помыслить. Но именно это единственное, что всё ещё может спасти угасающую на глазах европейскую цивилизацию. Евразийство — это мировоззрение, с помощью которого можно создать новую Европу будущего, Европу возрождённых народов, Европу европейских, исконных ценностей, на основе Традиции и подлинного Спасения, бегства от дьявола к Богу. Последнего шанса на Спасение в мире, стремительно летящем к своему концу.

Закат Европы государств-наций[95]

Интеграция европейского пространства в рамках реализации проекта ЕС, достигнув высокой степени унификации, в какой-то момент вскрыла нарыв противоречий между ставшей уже привычной для Европы моделью индустриального государства-нации эпохи Модерна, и постепенно сложившимися на европейском пространстве очагами этнического и конфессионального многообразия. Первое — государство-нация — подразумевает однородную атомизированную массу граждан в качестве основы и, как следствие, доминирующую роль государственной машины, как единственно возможной системы выстраивания атомов населения в единый организм. Второе — этнические или конфессиональные группы с чётким представлением о собственной идентичности, обладающие функциями внутреннего саморегулирования и самоорганизации в так называемые общины — входит в серьёзное противоречие с механистичным и отчуждённым устройством привычных европейских национальных государств.

Данное противоречие начало выливаться в активное противостояние в тот момент, когда критическая масса общин и, соответственно, рост их влияния на общественно-политическую ситуацию приблизились к уровню влияния государственной машины, практически достигнув точки критического смещения баланса. При этом сами европейские государства-нации, особенно Франция с её якобинской моделью управления, категорически отказывались признавать какую-либо юридическую субъектность этнических и конфессиональных общин и уж тем более исключают возможность их полноценного влияния на государственное устройство и шире — на интеграционные процессы в Европе. При этом социальный и этнический динамизм подобных общин на порядок выше, нежели в апатичном, расслабленном, атомизированном европейском обществе граждан, давно утративших минимальные черты самоидентификации и активного социального позиционирования. Результатом возникшей диспропорции и стали беспорядки сначала во Франции[96], затем в Англии[97], Германии[98] и т. д.

Списывать беспорядки на социальное неравенство — подход слишком упрощённый, чтобы рассматривать его в качестве основного. Уровень жизни к тому моменту снизился в среднем по всей Европе, включая Францию, однако базовое французское атомизированное общество вряд ли способно было на нечто подобное тому, что происходило в «этнических гетто». Последний «живой» порыв французского общества вспыхнул и угас в 1968 году. Нынешняя Франция — остывший пепел гражданского общества, в который накидали ещё горящие головешки этнических общин из стран бывшего Третьего мира. Степень самоидентификации так называемых «коренных» французов настолько ничтожна, что даже при всём желании разжечь конфессиональный конфликт между ними и приезжими мигрантами-мусульманами очень непросто: при наличии ярко выраженной исламской идентичности общин приезжих, христианская идентичность коренных граждан практически отсутствует — им нечего отстаивать, христианство для Франции — не ценность, а ислам общин — не понятен.

Ответственность за то и дело возникающие беспорядки можно в целом возложить на политическое устройство Франции последних десятилетий, в центре которого