Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Будем справедливы, это затея рядовых сотрудников. Им велели, они старались.
Госбезопасность использовала данный метод еще в советские времена: например, диссидентов вызывали на допросы в те дни, когда в Москву приезжал американский президент. Семен помнил, как истеричного диссидента Додонова пригласили в районную прокуратуру по подозрению в краже балалайки. Абсурдность вызова была очевидна – а цель ясная: продержать Додонова взаперти, пока американский кортеж проедет по столице. «На каком основании я задержан? – бесновался Додонов и требовал адвоката. – Я уверен, что нет ни единой нити, тянущейся ко мне от этой балалайки!» – «Улик нет. Но существует следовательская интуиция», – и улыбка змеилась по губам следователя.
Очевидно, что прием применили тот же.
Семен подошел к телефону и сделал ряд необходимых звонков.
– На митинге не буду, – отрывисто сообщил он Пиганову.
– Заболели? Погода мерзкая.
– Нет, получил повестку в прокуратуру.
– Вот как. – Тяжелое молчанье в трубке. Слышно, как дышит Пиганов. – Что ж. Они пошли и на это.
– Да. Пошли на это.
– Думаете улететь из страны? Вас никто не осудит.
– Не считаю нужным прятаться.
– Вы правы. Пусть они прячутся сами. Желаю вам мужества.
– Спасибо.
– Жму руку.
Семен не просил Пиганова ни о чем, но без слов было понятно, что лидер демократической партии поднимет общественность. Зазвенит звонками демократическая Москва, схватятся за мобильные телефоны журналисты в редакциях, оттолкнут от себя тарелки с бифштексом столичные знаменитости, что сидят сейчас в кафе, а те, кто отдыхает на загородных дачах, – они вызовут шофера и скажут: «Вася, друг, жми в город! Панчиков в беде!»
И взревут моторы, и помчатся «Мерседесы» по Рублевскому шоссе – только не застряли бы в пробке, не увязли бы в снежной распутице…
Семен Семенович позвонил адвокату Чичерину:
– История получила продолжение. Вызвали в суд.
– А, серый человечек. Он злопамятен.
– Аргументов в споре он не нашел. Решил действовать иными методами.
– Вам потребуется адвокат. Считайте, что адвокат у вас есть.
– Не думаете же вы…
– Думаю.
– Но позвольте, следователю понятно, что я невиновен!
– Извините меня, Семен, я вынужден говорить с вами как профессионал. Вас официально привлекли как свидетеля. Можете перейти в разряд обвиняемых в одну секунду.
– Может быть, не ходить на допрос?
– Вы расписались в получении повестки? – Панчиков промолчал, и адвокат сделал соответствующий вывод. – Тогда нет выбора.
– Но я – гражданин другой страны!
– Не имеет значения.
– Считаете, мне лучше уехать? – сказал, и сам изумился тому, что произнес эти слова.
– Куда?
– В Нью-Йорк, например. Не желаю с ними иметь дела. Пойду и куплю билет.
– Полагаю, в аэропорты разослали ваши данные. Можете попробовать уехать на машине через Украину. Но, если задержат, это будет доказательством вины. Мне станет труднее вас защищать.
– Защищать – в чем? Я невиновен!
– Буду придерживаться именно этой версии.
– Версии? Как это – версии?
– Так говорится в нашей профессии. Я лично не сомневаюсь в том, что вы невиновны.
– Как это – не сомневаетесь? А что, могут быть сомнения?
– Следствие ведется для того, чтобы сомнений не было.
– Но дело смехотворное!
– Убийство считается тяжким уголовным преступлением.
– Убийство неизвестного татарина? Шофера? Или дворника – не помню, кто он там был…
– Даже убийство дворника считается преступлением.
– Не надо передергивать! Я сказал, что дворник был мне неизвестен, а не то, что дворника не жалко! – Телефонная трубка прыгала в дрожащей руке.
– Убитый был шофером.
– Какая разница!
– Я просто уточнил.
– Благодарю вас. Не ожидал… – Настроение у Семена вконец испортилось.
– Можете на меня рассчитывать. Звоните в любое время! – и Чичерин положил трубку.
– Ты представляешь, он со мной говорил как с незнакомым человеком!
– Формально?
– Сухо и цинично. Сказал, что переквалифицируют в обвиняемые. И еще этот жаргон, этот отвратительный полицейский словарь. Версии… И про дворников какая-то чепуха…
– Думаю, он опасался того, что вас слушают.
– Подслушивают? – Как ему в голову не пришло! Все-таки жена у него потрясающая женщина, все понимает; но как быстро они работают! Уже и телефон слушают… – Нет, нереально. Надо санкцию прокурора, чтобы телефон слушать.
– Ты не в Штатах. Считаешь, что дело о татарине состряпать могут – а поставить телефон на прослушивание не могут?
И правда – где логика? Ведь подозреваемые все как один – оппозиционеры; почему же не сочинить властям такое дело, которое дискредитирует оппозицию? А если такой план имеется – значит, прослушка налажена. Значит, они готовили все заранее…
– Может, в квартиру уже улики подбросили. Вчера приходил сантехник.
– Ты вызывала?
– В том-то и дело, что нет. Профилактика, обошел все квартиры… Давай проверим в ванной… Он мог подбросить нож…
– Мухаммеда задушили ремнем.
– Ремнем? Как это?
– Накинули сзади, затянули на горле…
– Откуда ты знаешь?
– Что ты на меня так смотришь? Что ты так смотришь? – Семена Семеновича поразил взгляд супруги: она вдруг посмотрела исподлобья, цепким взглядом. – Ну да, татарина задушили. Нам сказал следователь, что Мухаммеда задушили.
– Кто еще слышал, что следователь это сказал?
– Многие слышали…
– А кто конкретно?
– Не могу я так, с ходу, вспомнить…
– То, что ремень накинули сзади, следователь тоже сказал?
– Но ведь это естественно! Мухаммед был водитель, сидел на переднем сиденье. Набросить сзади удавку удобно… А как еще душить?
– Забудь эту деталь, забудь и не вспоминай. Пойми, ты не можешь этого знать.
– Послушай… – Семен не мог найти нужных слов, язык словно распух, и во рту стало горько. – Послушай… ты что, меня подозреваешь? Ты – моя жена – со мной – так – говоришь?
– Запомни, – супруга в минуты решительные преображалась, черты пухлого лица становились острыми, – запомни твердо. Что бы ни было, я на твоей стороне.