Еще недавно, каких-нибудь тридцать лет назад, месиво хотело перемен. Российскому месиву мнилось, что его могут перемешать как-то иначе, на иной манер, более прогрессивный – но вот перемены пришли, месиво прокисло, и новых перемен месиво уже не хочет. Бесполезно, подумал Фалин, бесполезно внедрять прогресс в этой среде; мы только понапрасну мучаем несчастное человеческое месиво; отчего не дать им дожить так, как им привычно? Все равно скоро произойдет естественная смена поколений, вымрут эти чудные немытые существа. Отчего бы не обзавестись резервациями, как сделали для краснокожих в Америке, – вот пусть бы там и жили, кричали, пили свою мерзкую водку… Выгородить какую-нибудь часть страны… отдать под примитивное землепашество… в конце концов, цивилизация имеет свою неумолимую логику, но надо и пожалеть этих несчастных.

– За нами Москва! Отступать некуда! – кричал сосед Фалдина и поворачивал тусклое лицо к журналисту, ища одобрения. Фалдин примирительно улыбнулся ему в ответ: да-да, как скажете, Москва, конечно, за нами… отступать некуда, все правильно… только не волнуйтесь так.

Любопытно бы расспросить такого вот анчоуса: что он любит, где живет.

Фалдин подумал, что интервью с таким существом могло бы стать сенсацией в новой журналистике. В незапамятные времена казарменного социализма брали интервью у комбайнеров и доярок: мол, как удои? – но уж лет двадцать как перестали. Журналисты беседовали с лидерами партий, успешными бизнесменами и артистами, а вот с этаким аборигеном не беседовали.

– Как вас зовут, простите? Я – Роман, – сказал Фалдин и протянул руку анчоусу.

– Константин, – представился человек из месива. – Холин моя фамилия.

Большая потная ладонь стиснула пальцы Фалдина. Принципы рукопожатности были нарушены – но Фалдин оправдывал это журналистским расследованием.

Холин! И фамилия соответствующая, почти так же звучащая, как у новоявленного русского владыки. Пустяковая фамилия, дырявая фамилия, и носят такие фамилии люди из толпы, неотличимые друг от друга, точно бирки в гардеробе. Невзрачный Холин поддерживает невзрачного Путина – как же иначе?

Однако невзрачная фамилия президента неожиданно сделалась в России громкой, словно Рюрик или Романов – и мир недоумевал: человек без лица вдруг правит огромной страной! Откуда он такой взялся? Журналист Фрумкина издала в Америке книгу «Человек без лица», посвященную загадке кремлевского владыки.

Вообще говоря, загадки не было. К власти полковника привел барственный президент Ельцин – он назначил полковника править страной по совету вороватых богачей из свиты. Когда богачи разграбили страну, они испугались, что придут другие алчные богачи и ограбят их самих, отнимут уворованное. Требовалось ввести порядок. Так и на пиратском судне после удачного налета возникает потребность в справедливости. Пираты приглашают офицера королевского флота, чтобы не допустить поножовщины: пусть офицер делит добычу и стережет сундуки, а то ведь передеремся. Но позвольте, кто же знал, что этот офицер возомнит о себе! Кто думал, что серый полковник дерзнет считать себя главным на судне! Не много ли власти офицерик забрал?

– Каков морозец? – с уважением к холоду сказал Холин. – Теща говорит, семьдесят лет такого не было. Со времен битвы под Москвой.

– Неужели? – вежливо сказал Фалдин.

– Вот и сейчас бьемся с евреями, – сказал Холин и почему-то засмеялся. – Одно приятно, они на Болотной тоже мерзнут.

– Вы полагаете, в сорок первом году на Москву наступали евреи? – спросил Фалдин.

– Такие же, как сегодня на Болотной. Менеджеры всякие.

– Не любите евреев, да?

– Знаешь, как меня ребята называют? Холин я, Костя, а они меня прозвали – Холокостин, – и Холин засмеялся еще громче.

На Болотную площадь сегодня выходил митинг оппозиции. Туда, на Болотную, шли интеллигентные москвичи, уставшие от вранья и воровства. Им дали понять, что корень зла – в офицере госбезопастности, который захватил власть.

И те, кто еще вчера уговаривал интеллигентов перетерпеть офицера госбезопасности как необходимое зло (ну в самом деле: нанимаем же мы в охранники неприятных мордоворотов), сегодня обратились к интеллигенции с призывом: «Довольно!» Катализатором волнений стали выборы в парламент и грядущие выборы президента; полковник КГБ, званный на временную должность, уходить не желал.

Люди интеллигентные, наделенные чувством собственного достоинства, стали задавать вопросы: уж не новоявленный ли Сталин воцарился в Кремле? Вот вам еще одна простенькая фамилия: Сталин. Вроде бы простенько фамилия Путин звучит, а на деле обещанный пустячок обернулся путами, пучиной! Заговорили о диктатуре. И сказали: тиран! И ужаснулись: не вечно ли безликий офицер будет нами править? И прогрессивные граждане стали возмущаться, а граждане непрогрессивные, месиво человеческое, им отвечали так: ну и пусть правит, нам как раз нравится этот офицер. Прогрессивные ужасались: так вы что, тоскуете по сильной руке? А непрогрессивные отвечали: ну да, тоскуем. Мы за сильную руку, а вы что, за слабую руку? Так гражданский спор зашел в тупик. Отчего-то выступать за сильную руку у штурвала власти считалось неприличным; скажешь в обществе: «Я за сильную руку» – и репутация испорчена. Но, согласитесь, выступать за слабую руку, ведущую державу, – глуповато. Буксовали дебаты.

Иные (то были трезвые бизнесмены) встревали в спор со следующим суждением: абсолютно все равно, кто будет президентом. Представьте, говорили спекулянты, что Россия – это большой завод. Пусть президент страны будет как бы наемным директором; не владельцем производства, а управляющим. Собственник нам не нужен – мы приглашаем управляющего, а собственниками будем сами. У плана был лишь один изъян: почему всем можно быть собственниками, а директору страны – нельзя? Вся Россия была к тому времени расчленена на жирные куски, богатым и жадным отдали золотые прииски и нефтяные скважины, алюминиевые карьеры и леса, заводы и дороги. Непонятно: если все тащат, почему именно глава государства не должен ничего брать? Не означает ли это, что вместо него править будут те, кто реально владеет страной? Ну да, разумеется, отвечали трезвые спекулянты, править страной будет, так сказать, рынок – невидимая его рука.

Невидимая рука рынка не сильная и не слабая; просто всевластная. Править страной будут законы рынка, владеть рыночными прилавками станем мы, а управлять некоторыми текущими процессами (ну, допустим, если где проблемы с канализацией или крыша течет) станет наемный управляющий президент. Что здесь непонятно? Интеллигентные люди это понимали.

А если война? – ахали непонятливые анчоусы. – Кто тогда будет управлять страной? Рыночные механизмы? Чудно как-то… Скажем, если стреляют… А если голод случится? А если эпидемия? А если, например, маленьким детям в школу? Невидимая рука рынка даст лекарства бедным и образование сиротам, отразит нашествие врага? Да и вообще, не получится ли так, что вся наша страна постепенно развалится на куски – если собственники корпораций будут блюсти интересы рынка, а логика общего рынка перестанет нуждаться в единой России?