А мы скользим тенями следом.

На втором этаже я вижу небольшую деревянную площадку, и коридор уводит вдаль. А справа от нас — двустворчатые двери в комнату. Мы идём туда — кто явно, кто тайно.

Окна не заморожены — значит, магическое утепление. Солнечные пятна на паркетном полу. На стене тикают часы. На стенах две картины, на полу обитые узорчатым шёлком банкетки, а на полу ковёр, скрадывающий звуки. И возле одной такой банкетки лежит на ковре Черемисин — с совершенно белым лицом, и я вижу, что жизни в нём нет ни капли, что смерть эта совершенно точно насильственная, и что если начинать его расспрашивать, то ничего он нам не ответит.

И сбоку — двери в следующую комнату. Закрытые.

Болотников стучит — не отпирают.

— Открывайте немедленно, — говорит он строго.

Не реагируют.

— Егор, — ведёт плечом госпожа Аюна.

Тот касается двери пальцем — и она просто осыпается в труху.

Все мы заглядываем в другую комнату, и видим, что это спальня. И на разворошенной кровати сидит уже знакомая нам китаянка, и держит за горло девчонку лет семнадцати.

Горничная Танюшка, дочка управляющего — догадываюсь я. И она пока ещё жива.

— Извольте немедленно отпустить девушку и отправиться с нами, госпожа Линь-Линь, — с ходу заявил Болотников.

Та только глянула на него насмешливо — мол, не понимаю.

— Всё она понимает, — холодно сказала Фань-Фань.

И заговорила по-китайски, до меня долетела суть — мол, перестань дурить и сдавайся, уже наломала дров, достаточно. А не сдашься — тебе же хуже будет.

Линь-Линь продолжала улыбаться, и тогда Фань-Фань достала из собственной причёски памятную шпильку и показала. Лисица мгновенно спала с лица и закричала что-то по-китайски, мне пришлось очень сильно сосредоточиться, чтобы уловить суть. Кажется, она называла Фань-Фань воровкой и кем-то подобным, и призывала на её голову всяческие проклятья. Но та ни на мгновение не изменилась в лице, молчала и ждала.

— Из уважения к хозяевам этого места дальше мы будем говорить на их языке, — сказала драконица. — Немедленно отпусти девушку и подойди к нам.

— И что тогда? — сощурилась лисица.

— Обсудим. Ты нарушила здешний закон, кто ты после этого?

— Не тебе говорить мне о здешних законах!

— Я могу сказать о законах, милая дама, — сказал Болотников. — Мне велено приглядывать за тем, чтобы местные маги и магические существа исполняли их так же, как все прочие, кто проживает на вверенной мне территории.

— О законах скажу и я, — шагнула вперёд Аюна. — И господин Болотников меня поддержит. Ты пришла сюда незваной и не захотела жить в мире. Ты должна ответить за это.

Линь-Линь сощурилась, её правая рука, которой она держала девушку, заколебалась и трансформировалась в лапу с когтями. Девушка попыталась дёрнуться и пнуть, но попала только в воздух.

— Ну, давай, — Фань-Фань скользнула и оказалась рядом с лисицей.

Когти потянулись к шее, а я помню, что они ядовитые! И что же делать?

Чёрный вихрь возник за спиной лисицы, чёрные тени непонятных очертаний окружили её, и она не ожидала, рука дрогнула… в этот момент Болотников выдернул из-под её руки перепуганную девчонку. Девчонка вздохнула… и заревела.

— Иди, умойся, потом расскажешь, что тут было, — вздохнул Болотников.

Теперь все они решили, что с лисицей можно не церемониться, а она тоже не собиралась сдаваться просто так. Хрясь — лапа бьёт по окружившим её теням, а потом и хвосты, о да, хвосты, она перекинулась, и мне хочется увидеть это не из теней, и я шагаю наружу.

— Лёля, стой! — пытается командовать мне Соколовский, но меня как тащит что-то.

Выхожу, стою сбоку, таращусь.

Ну да, чудо заморское, хвосты в разные стороны таращатся, их девять, и этими хвостами она хлещет, как оружием — это помимо когтей. Рвёт ту черноту, что окружила её, и вырывается из кольца, и видит меня.

Я рефлекторно ставлю защиту и бью её, но она смеётся мне в лицо, скользит мимо меня и проваливается в тени. Я — за ней, там же Соколовский, а он не сказать, чтобы вполне здоров и вообще! Я не дам его доесть!

Я успеваю встать рядом и затормозить её барьером. Она рвёт и ломает тот барьер и от того физически больно. И кто знает, сколько бы ещё длилась там боль, но позади нас встаёт дракон.

— Не уйдёшь, — говорит она не по-русски, но смысл понятен.

— Уйду, — злобно огрызается лисица. — Всё равно уйду, ну что тебе, отпусти меня! Они посадят меня в клетку! И ты будешь виновата!

— Этот дом окружен, ты не пройдёшь через защиту.

— Так пропусти! Или вот я сейчас уйду изнанкой, и эти смертные помогут мне!

— Не поможем, — качает головой Соколовский.

Наверное, лисица ещё что-нибудь вычудила бы, но Фань-Фань просто схватила её лапой и дёрнула в нормальный мир, и мы вынырнули за ней. А там её сразу же взял за передние лапы Аюнин Егор — и всё, нет никаких хвостов, никаких лап с когтями, только хнычущая девчонка.

— Отпустите меня, я обещаю, что никогда больше никого не убью, я буду есть только животных! Кур, например кур! И всё! Что вам стоит? — плаксиво говорила она.

И всё время вырывалась, пыталась вывернуться — но парень держал крепко, и кажется, ему это не стоило никаких особых усилий.

— Прищемите её, что ли, — скривился Болотников. — Как можно заставить её сидеть смирно и отвечать нам?

— Можно, — проговорила Фань-Фань с такой улыбкой, что у меня просто мороз пошёл по коже. — Линь-Линь, немедленно замолчи, слушай, о чём тебя будут спрашивать, и отвечай обо всём, что захотят знать.

— Кто будет спрашивать? Люди? — дернулась лисица. — Ты продалась людям!

— Здесь живут люди. Ты совершала недопустимое на землях этих людей, они готовы спросить с тебя. И здешняя Старшая тоже готова спросить с тебя, и её сын.

— Это не сын, это злобный демон! Мне больно от его рук! — верещала лисица.

— От тебя тоже случилось достаточно боли, — ответила Фань-Фань. — Замолчи немедленно, или я буду вынуждена усмирить тебя.

— И что ты сделаешь? Ударишь? Ну, ударь. На радость и на смех местным демонам и смертным! Пускай поглядят, на что способна наследница древнего рода! Позор