– Рад знакомству, – улыбнулся Кирилл, внутренне собираясь. Только «земляка» ему сейчас и не хватало.

– Я иду в море, дорогой, – сообщила откуда-то из-за спины Клаудиа. – Составишь мне компанию?

– Почему бы нет? – Дон Аугусто с сомнением посмотрел на свою сигару. – Но не сразу. Иди, моя сладкая. Я тебя догоню.

– Дед!

Урванцев бросил взгляд на море и увидел какого-то белобрысого парня, который, высунувшись из воды, махал рукой в их сторону.

– Дед!

– Дед! – Из прозрачной зеленовато-голубой воды рядом с парнем вынырнула еще одна, на этот раз, очевидно, женская голова. – Иди к нам! Вода теплая!

Девушка в черной шапочке и ее спутник кричали на немецком, но это определенно был хох дойч,[93]а не баварский диалект.

– Внуки, – развел руками старик. – Пойду и в самом деле искупаюсь.

Он медленно, по-стариковски покряхтывая, встал, оказавшись довольно высоким, хотя и сутулился заметно, что было, учитывая его возраст, вполне естественно, и так же медленно – в несколько приемов – снял с себя синий махровый халат.

Кирилл как раз отвлекся, чтобы снять шорты и футболку, и когда обернулся, старик Маркус уже уходил в воду.

«А старичок-то в свое время… – подумал Кирилл и тут же вспомнил, на какой войне могли так разукрасить старика. – Н-да».

На самом деле, как ни мало успел узнать об этом Урванцев, даже ему, много чего повидавшему на своем веку боевику, трудно было думать об этой войне просто как о войне. А те отметины, которые украшали плечи и спину Маркуса Графа, были столь очевидны, что не оставляли никакого сомнения в том, где и как они могли быть получены.

«Ну, – подумал Кирилл, входя вслед за Маркусом в море. – Не знаю, кто тебя так отделал, дед, но сделал он это качественно… и правильно сделал».

Урванцев сделал несколько шагов вперед и, как только вода поднялась выше бедер, лег на нее и поплыл. Взмах, другой, и он уже свободно скользил вперед, размеренно дыша и привычно работая руками и ногами. Впрочем, плыл он своим «гражданским» – не плохим, но и не выдающимся – стилем. «По делам» он плавал несколько иначе.

Кирилл плыл, с удовольствием ощущая мнимую прохладу шелковистой спокойной воды, ни к чему в особенности не приглядываясь, а воспринимая, когда поднимал голову над водой, весь открывающийся перед ним чудный мир целиком, как есть: с солнцем и нежно-голубым небом, ультрамарином морской воды, горами, встающими слева от него на иорданском берегу залива, какими-то цветастыми лодками и катерами, головами таких же, как он сам, пловцов. Он плыл, целиком отдавшись удовольствию приятного во всех смыслах физического напряжения, и вдруг наткнулся взглядом на встречный взгляд огромных синих глаз, и сердце сделало перебой. Урванцев физически почувствовал, как в один момент все изменилось вокруг, и, еще не отдавая себе отчета в том, что же случилось, но инстинктивно почувствовав опасность происходящего с ним, нырнул в глубину, разрывая «зрительный контакт». Он проплыл с десяток метров под водой, развернулся и, вынырнув на поверхность, сразу же поплыл обратно. Кирилл не оборачивался и не искал мелькнувших среди солнечного сияния внимательных глаз, но тревога уже поселилась в нем, разом стерев то легкое, «отпускное» настроение, с которым он встал сегодня утром и которое нес в себе, сам того не замечая, до того момента, когда…

«Когда что?» – спросил он себя в недоумении.

В самом деле что случилось-то? С чего вдруг вернулось к нему привычное «рабочее» напряжение? У Урванцева не было ответа на этот вопрос, но он привык верить своим инстинктам «битого жизнью волка» и потому не отпускал и не гнал прочь возникшую в его душе тревогу. Бдительность лишней не бывает, не так ли?

Кирилл опустился в свой шезлонг, достал из кармана шорт пачку «Парламента» и зажигалку и закурил. Остальные шезлонги были пусты. Как и следовало ожидать, все ушли купаться. Кирилл бросил быстрый, «скользящий» взгляд поверх воды, увидел головы Йёю и Клаудии, старичка Маркуса, медленно плывущего с пристроившимися по бокам внуками, все еще мелькающих вдали Кержака и Таню и перевел взгляд на иорданскую Акабу. Тревога не проходила. Напротив, казалось, она только усиливалась, хотя Урванцев все еще не понимал, что с ним происходит, и происходит ли вообще что-нибудь особенное.

«Это что, усталость и нервное напряжение?» – спросил он себя, не иначе как пытаясь заговорить себе зубы, но, может быть, все же был прав. Хотя бы отчасти.

Возраст недетский, и игры у военных разведчиков, известное дело, тоже недетские. Иди знай, когда обрушится нервная система, не способная уже держать стресс? Вот только, когда и если это случается, жалеть уже поздно, потому что психанувший боевик и себя угробит, и дело загубит. Иного не дано.

Урванцев курил медленно, маскируя этим нехитрым способом «релаксирующее дыхание», которое должно было, как он знал по опыту, помочь снять состояние тревоги. Да и повода особенно тревожиться вроде бы не было, потому что слежки за собой он по-прежнему не замечал, а «маршрут» – тьфу-тьфу-тьфу, конечно, – складывался у него вполне удачно. О лучшем даже «сценаристы» не заикались.

Вместо запланированной недели Кирилл провел в Южной Германии двенадцать дней. Нигде не задерживаясь надолго, но и не спеша, он переезжал из города в город на автобусах или поездах, останавливался на день-два в гостиницах не выше четырех звездочек, разумеется, осматривал достопримечательности и ехал дальше. Уже на третий день своего пребывания в Германии Урванцев добавил к списку правонарушений, совершенных им в этом, чужом для него мире, еще одно. На этот раз он записал в свой актив удачный – а по-другому и быть не могло, если честно, – экс, который провернул в Штутгарте, ограбив там наружный кассовый автомат, врезанный в стену районного отделения Дойче банк. Дело было непростое, но, к счастью, местная электроника развивалась, как уже выяснил Урванцев, теми же путями, что и у него дома, и соответственно прихваченный с собой – на всякий случай – хитрый прибор, как раз и предназначенный для взлома подобного рода и даже более сложных устройств, все-таки пригодился, еще раз продемонстрировав свою эффективность. Так что, подобравшись к кассе в ночное время, когда на улице не было ни души, и ослепив камеру наружного наблюдения, Кирилл за шесть минут вытащил из аппарата двадцать одну тысячу евро, обеспечив, таким образом, свою операцию на все три недели вперед.

Через день он покинул Штутгарт и на поезде через Фрейбург добрался до Базеля. Причем немецкие погранцы не появились в его вагоне вообще, а швейцарский – даже паспорта его открывать не стал, удовлетворившись беглым взглядом на обложку. В Базеле Урванцев совершенно спокойно, благо сумма была небольшая, всего пятнадцать тысяч евро, и, разумеется, абсолютно легально, так как у него имелся европейский паспорт, открыл себе в Швейцарском Народном банке текущий счет и даже получил клятвенные заверения клерка, что кредитная карточка герра Мюнца будет готова всего через неделю. Там же, в Швейцарии, Кирилл купил себе и лэптоп, хотя здесь они стоили значительно дороже, чем в соседней Германии. Так что теперь он мог подключаться к Интернету везде, где существовала такая возможность. А возможность эта, как Урванцев успел убедиться, имелась в любой, даже самой задрипанной гостинице, хотя и стоила недешево. Но не в деньгах счастье, ведь так?