почему не на работе. Спустя год мои родственники секретничают с моей женой, а мне же лишь улыбаются. Стоит задуматься, но позже.

Я будто бы ничего не знаю про Папушу, поэтому обнимаю сестру крепко, искренне, якобы просто от радости видеть.

— Ба, погадай мне, — прошу у Ба-Ружи.

— Это с чего вдруг?

— Настроение лирическое, — бросаю взгляд на часы, Аня вот-вот приземлится в Париже. — Взял в жены русскую, теперь гадай, где она.

— Я тебе и без карт скажу: в городе своей мечты, — ехидно успокаивает сестрица.

Ба-Ружа поджимает губы:

— А вот сам виноват, надо было давно второго ребенка. И была бы девка при деле, и в семье радость. Я тебе говорила, — бурчит, доставая колоду. — Садись за стол, сейчас поглядим, чем сердце успокоится.

— Не успокоится у него, — вклинивается загадочная Папуша. — Никогда не успокоится. Но нагадай ему счастья. Хватит уже препятствий.

Ба-Ружа раскладывает карты, смотрит на них, смотрит. Мешает, снова раскладывает. Потом резко поднимается, бросает колоду в мусорку и выходит из кухни.

Неделю спустя

Я захожу домой, запираю дверь. И наконец оказавшись один на один с самим собой, опускаюсь на пол и закрываю глаза. Луна летит тяжелым галопом, подняв хвост, громко мяукает.

— Ну ты и леди у меня, ну и охотница. Топаешь как слониха, — глажу.

В темноте ее глаза блестят чуть сказочно. Больше ничего сказочного в мире нет. В горле резко пересыхает.

В полной тишине дома мурчание раздается грохотом.

— Сейчас пойдем ужинать. Минуту только посижу. Ну и денечек. А ты как?

Тишина долгожданная, последне два часа только о ней грезил, и вот сейчас, ощутив, не могу расслабиться. Вита у родителей, они купили уматовые прибамбасы в ванну, и у малыхи был длительный заплыв, фотографий на телефоне штук двести. Дочка на них счастливая и веселая, но на секунду жалею, что не попросил няню остаться с ночевкой.

Хочу увидеть дочь, погладить, посидеть рядом.

Отбрасываю сентиментальную чушь — с появлением собственного ребенка я будто изменился, и день за днем продолжаю становиться мягче, осмотрительнее. Помню Виту с рождения, с первой минуты жизни — такую беззащитную, невинную, славную. Помню острый страх — смогу ли взять ее на руки, чтобы случайно не сломать? Но спустя какую-то минуту я освоился настолько, что начал испытывать новый ужас — как ее положить и оставить без внимания? Это казалось немыслимым. И кажется до сих пор. Вита только-только родилась, но уже стала драгоценностью. Перевернула внутри многое.

От усталости кости ломит, башка раскалывается. А в ушах чужой плач.

Проходим в Луной в кухню, насыпаю ей корм, меняю воду. Затем наливаю воды себе, быстро осушаю стакан. Потом еще один. Тело напряжено. Словно не слушается, неприятно сжимается. Столько лет варюсь в этом, а не то, что не привык: после рождения Виты стало невыносимее.

Не могу успокоиться.

Сегодня вывозили женщин из Кале. Завтра утром будет объявлено о закрытии суда, то красивое здание на время опустеет. Боброва в какую-то деревню. Этим же вечером случится облава. Как бы тайно всё ни делалось, информация просочилась, полиции пришлось подключиться, чтобы дать возможность уехать всем желающим. Многие женщины и дети перед побегом подверглись побоям.

Мы везли их тремя машинами под громкий плач и цыганские причитания. И это длилось, длилось, и длилось. И конца этому не было.

Достаю сигарету, прикуриваю. Открываю холодильник, оглядываю содержимое, после чего начинаю готовить яичницу. Руки подрагиваю. Картинки перед глазами черно-красные. Качаю головой. Слезы, крики, ругань, отборный мат.

И боль. Боль, боль, боль.

Я падаю на диван и тру лицо. Пупыш не так глуп, как многие думали: заварил кашу и свалил на покой, да туда, откуда его не достанут. Отличная идея, взять бы на заметку.

Передергивает несколько раз. Не хочу это всё видеть, не хочу запоминать.

Ад как он есть.

Верчу телефон в руке. Открываю переписку с женой, мое сообщение: «Как дела? Как день прошел?» — не прочитано уже семь часов.

Захожу в галерею, листаю фотографии дочери. Примерно полтора года назад я был в шоке, что Аня Февраль родит мне ребенка. Я думал, Аня сбежит сразу после родов. И я на это надеялся. Олеся только полгода как перестала писать по разным поводам. У нас с ней ничего, разумеется, не было, но иногда одиночество в браке было столь сильным, что хотелось ей позвонить.

Как всё может измениться. Сейчас тишина дома убивает, и вообще хоть в квартиру обратно переезжай. Без хозяйки здесь стены давят не уютом.

Я листаю, листаю фотографии, пока не натыкаюсь на ту, на которой Аня. Машет мне у Эйфелевой башни. И так органично она вписывается в этот заграничный пейзаж, чтобы диву даешься — почему не родилась в тех локациях.

В ушах вновь крики. Я подхожу к плите, разбиваю на раскалившуюся сковородку яйца. Открываю переписку с Дмитрием, там полный отчет — показы, обеды, поездки, экскурсии. Сейчас вечеринка. Ей просто некогда, понимаю. Я тоже много работаю.

Но и скучаю. Скучаю по этой девушке.

Набираю номер жены. Гудок, второй.

Аня берет трубку, в динамике тут же раздается громкая музыка.

— Макс, минуту! — весело кричит она. — Сейчас выйду на балкон! Господи, я ничего не слышу!

Глава 41

Аня

Его голос — как укол в сердце: щеки тут же начинаю пылать, тахикардия в полной мере, жар по коже.

— Привет! Всё в порядке? Как Вита? — кричу.

— В полном. Только пришел с работы, хочу поболтать. Есть время?

Выдыхаю с облегчением. Всё хорошо.

Бросаю взгляд на стеклянные двери, за которыми громкая вечеринка, кутаюсь в шарф.

— Немного времени есть. А если честно — я бы поболтала часа четыре.

Иван как по команде появляется по ту сторону стекла и возмущенно разводит руками. Киваю на мобильник, получаю в ответ закатывание глаз. Отворачиваюсь.

— Иван всю душу из меня хочет вытянуть, — быстро-быстро жалуюсь. — У меня минуты нет свободной! Если бы не Дмитрий, клянусь, он бы стоял рядом, пока я сцеживаю молоко, чтобы дать пару советов! Потому что кто всё знает о кормлении грудью? Конечно, Иван! Как и обо всем остальном в этом мире.

Макс хрипло смеется, и я улыбаюсь. Продолжаю:

— Еще он посадил меня на диету и не дает есть сладкое.

— Дать ему по шапке?

— Пока терпимо. Эти все вечеринки — это не просто так, они по работе. В смысле, именно здесь происходят те самые встречи, после которых заключаются контракты. Я так… — словно в подтверждение мысли широко зеваю, — хочу спать. Почти не