– Ты что, ничего не понял?! – взъярилась Ангелина. – Ярусская! Меня увезли обманом, меня ждут дома, я бегом… туда!

Раздался хриплый смешок, и Ангелина с изумлением воззриласьна мадам Жизель, которая так и закатывалась, повиснув на руках озадаченногоГарофано.

– Вырваны зубы, говоришь, да, Анжель? А-ха-ха-ха! Ноосталось жало, и оно со смертельным ядом. Имя ему – Моршан.

– Моршан? – переспросила Ангелина. Ее бросило в дрожь. – Ачто он?

– Он – ничего. Просто он прикончит князя и княгинюИзмайловых, лишь только слух о твоем появлении пройдет по Нижнему.

– Ну конечно! Вездесущий Моршан! – усмехнулась Ангелина. –Да его схватят, стоит ему лишь приблизиться к дому.

– Моршан служит в доме твоего деда с той самой минуты, какты покинула город. Можно сказать, он держит руки на горле князя, и ничто непомешает ему, когда понадобится, сделать свою хватку смертельной! Ведь никто,ни одна душа не знает, кто он такой. Один твой любовник, безумный Меркурий,монах-оборванец, сдох, другой, мерзавец, шпионивший в моем доме, исчез вместе слетательной машиной. Надеюсь, они разбились вдребезги в каком-нибудь дремучемлесу, утонули в болоте, дикие звери пожрали их трупы!

Она затопала ногами, затрясла головой, как припадочная, иГарофано, ошалевший от такого неистовства, оттолкнул от себя графиню и бросилсяс проклятьями в гору – вслед за группами обессиленных солдат; сейчас емухотелось только одного: как можно дальше оказаться от этих баб, одна из которых– сумасшедшая, а другая – русская шпионка. Бедняга де ла Фонтейн… принужденразбираться в их сваре!.. Он, Гарофано, не колеблясь, заслонил бы собоютоварища от вражеской пули… от пушечного ядра, в конце концов, но оставатьсяздесь хоть минуту! Нет уж, слуга покорный!..

Оливье растерянно поглядел вслед приятелю. Надо попроситьГарофано привести лекаря для Анжель, но где его найдешь в такой сумятице? Аесли и найдешь, разве бросит он раненых, чтобы ухаживать за безумной женщиной?

– Дорогая, – прошептал он, склонившись над Анжель (та сиделана песке) и осторожно трогая кончиками пальцев ее лицо. – Милая, что с тобой?

О господи, да что с нею? Что еще такого ужасного сказала этазлобная старуха? Отчего у Анжель вдруг подогнулись ноги? Да ведь она словноумирает, и руки прижаты к сердцу…

Она прижимала руки к сердцу, прижимала изо всех сил, чтобызаглушить эту внезапную боль, от которой перехватило дыхание. Как странновернулась к ней память: сначала проснулся разум, и не прежде, чем он освоилсясо случившимся, пробудилась память сердца… Лучше бы она никогда непробуждалась! Невыносимо же понять, что она была рядом с Никитою, в егообъятиях, а говорила с ним, как с чужим, не понимала и не могла понять егострасти, его ревности, его отчаяния, хотя памятью тела узнавала его истремилась к нему, единственному на свете. Сколько же ему пришлосьперестрадать, когда он узнал, что невеста сбежала с другим! А потом вдругувидел ее среди похотливых, грубых солдат, вдобавок – неузнаваемую, неузнающую…И снова, снова череда мучительных картин: его руки, охватившие ее грудь,призрачно колышутся сквозь темную толщу воды, его дыхание опаляет шею… вот онбросается к ней, вырвавшись от Варвары… вот ревниво стискивает свои твердыегубы – и целует черные волосы Варвары, и закрываются серые дерзкие глаза, апростреленное тело безвольно сползает по стволу яблони. И вдруг ожило, затрепетало,забилось ее сердце – вопреки всему, забилось с надеждой и мольбой – он не могумереть. Он был еще жив, когда Ангелине пришлось оставить его. И непослушными,дрожащими губами она взмолилась, не сознавая, что наконец-то заговорилапо-русски:

– Друг ты мой сердечный, жив ли ты? Боже мой, не разлучименя с единственной в жизни отрадой!

Вот тут-то пошатнулся и Оливье, до сего момента не верившийво взаимные разоблачения Анжель и старой потаскухи, которая титуловала себяграфиней д’Армонти. Но, услышав чужую речь, он понял: та, к которой так рветсяего сердце, недостижима для него. Оливье не смущало прежде, что он столь малознал об Анжель; он втайне мечтал не расставаться с нею более, вернуться вместес нею под сень домашних богов. Но этот шепот, эти русские слова словно бывоздвигали между ним и его мечтами неодолимую стену, разрушать которую онбросился с безумным мужеством отчаяния.

Мадам Жизель в ужасе вскрикнула, когда прочла в его карих,затуманенных болью глазах свой смертный приговор. Оливье готов был проткнуть еештыком, задушить голыми руками, застрелить в упор, снести голову саблей! Онжелал бы сделать все это враз, а оттого чуть замешкался… и был неприятнопоражен, увидев, что глаза мадам Жизель вдруг радостно вспыхнули, а из грудивырвался крик:

– Биро! Господин Биро!

Имя было знакомо Оливье, но каким образом старая ведьмамогла знать начальника армейской разведки? Однако какая удача! Сейчас Оливьепросто скажет, что задержал русскую шпионку – и сдаст ему графиню, а пока Бирои его недоверчивая команда разберется, что да как, он уведет отсюда Анжель,уговорит ее ехать с ним. Ведь все равно ей нельзя вернуться! Сейчас она вотчаянии, но он исцелит ее душу своей любовью и заботой, ведь лекарство есть отвсего, кроме смерти!

Оливье уже сделал шаг навстречу Биро, но остолбенел, увидев,с каким почтением тот взял руку мадам Жизель и поднес к губам.

– Графиня… нет слов, чтобы выразить мой восторг! Уже которыйдень я жду здесь вашего появления. Узнав, что рухнул мост, поспешил сюда вполном отчаянии, уже почти уверенный, что никогда более вас не увижу, чтозаслуги ваши перед Францией и императором, ваше беспримерное мужество окажутсяненагражденными. О, я бы не решился привезти такую горькую весть в Мальмезон,мадам Жозефине! Какой счастливый случай спас вашу жизнь, дорогая графиня?

– А вот он стоит, этот случай! – Мадам Жизель с усмешкойуказала на Оливье, и тот поразился, увидев, как, словно по мановению волшебнойпалочки, помолодело, оживилось ее лицо, как расправились плечи, изменилисьманеры. Какая там старуха!.. Перед ним стояла светская дама едва под пятьдесят,и она была красавица, несмотря на свои годы!

– Я видела императора на русском берегу, но там открыть моеинкогнито было бы еще неразумно. Я решила положиться на судьбу, однако, когдамост обвалился… – Она содрогнулась, и Биро, сорвав с плеч свою роскошную шубу,накинул ее на плечи мадам Жизель.

– Господи Иисусе! Вам надо немедленно обсохнуть,переодеться!

– Момент! – остановила его графиня. – Сначала я должнаотдать кое-какие долги.

– Как прикажете, – кивнул Биро. – Ваше имя? – спросил он,благосклонно поглядывая на ошарашенного де ла Фонтейна.