подходящим к чёрному оборотню.

А ведь ему, Мехмеду, предстояло угнать корабль с оборотнями, прикованными серебряной цепью к палубе. Угнать корабль и заставить оборотней грести. Ничего себе задачка, да? А Александр говорил о ней, словно о прогулке по набережной Босфора.

Он, правда, обещал предоставить ему охрану в виде других оборотней. Оказывается, у русского царя есть ещё оборотни мужского пола. Час от часу не легче! Его сердце едва вынесло присутствие этой похотливой девки, которая… которую он бы…

— Тфу на неё! — сплюнул Мехмед, но очаровательница, как стояла перед глазами, так и осталась стоять, словно живая.

— Да, не живая она! Не живая! — взвыл Мехмед и попытался стукнуться о дверь лбом, но тюрбан отпружинил и смягчил удар.

Почувствовав между ног шевеление, Мехмед взвыл и вскочил с колен. В этот момент в дверь постучали.

— Кто там? — спросил визирь.

— Великий государь спрашивает о твоём здоровье, великий визирь, — произнёс из-за двери мелодичный женский голос, — и прислал меня к тебе.

Мехмед открыл дрожащими руками дверь, и увидел перед собой девицу персиянку в шёлковых шальварах и тонкой прозрачной рубашке, плохо скрывающей молодые груди с торчащими почти вертикально сосками, набухшими от возбуждения.

— Ты кто? — хрипло спросил Мехмед.

— Я, Гюльчатай. Меня царю Александру прислал шах и повелитель Тахмасп, но Александр милостиво передал меня тебе. Теперь я твоя.

Мехмед хотел сказать, что никто ему сейчас не нужен, кроме Марты, но посмотрел на девушку внимательнее. Персиянка в этот момент, как раз переступила с ноги на ногу, так качнув бёдрами, что визирь снова возбудился.

— Заходи! — приказал он и, выглянув зачем-то в коридор второй палубы, закрыл за девицей дверь.

* * *

Всю ночь эскадра из десяти кораблей дрейфовала по круговому черноморскому течению, для чего вышла подальше в море, дабы не напороться на прибрежные скалы.

— Очень интересное у вас море, великий государь, — задумчиво произнёс Мехмед, глядя на раскинутую на рабочем столе государя, карту. — Кто писал сие?

— Всё сам, всё сам. Тружусь, аки пчела… — задумчиво поглядывая на хорошо прорисованные очертания Крыма, ответил Александр. — Не по нутру?

— Наоборот… Я видел старые, ещё ромейские чарты[1] этого моря, которое здесь обозначено Чёрным. Берега совсем другие. И, как бы сказать… Смазанные… А у тебя, государь, с речками и даже ручейками. Подробно. Чудно! Вроде, русских мореходов по иным, кроме Пантикапея портам не пускали… Или тоже со старых чарт писал? Ранее, сказывают, ваши витязи и Византий брали, а значит и по морям плавали.

— Что видел, то и писал, — буркнул Александр. — Как спалось?

— Благодарю, государь. За подарок… Э-э-э… Так заездила меня, твоя персиянка, что ночь спал, как убитый.

— Да, какой же ты старик? В полном рассвете сил…

— Не скажи, государь… Рассвет сил давно прошёл. Закат уже, — визирь покряхтел.

— Пятьдесят пять — это не возраст. Сам-то, как себя чувствуешь?

Мехмед-паша, вроде как, прислушался к себе и произнёс:

— На удивление, хорошо. Лишь опустошён малость. Словно с перепою.

— Ну и хорошо, что хорошо… — Александр был озабочен. — Слушай меня. Найдём тебе корабль, хватит денег выкупить у меня гребцов?

— Не понял, — удивился Мехмед-паша.

— Корабль, который, скорее всего, будет галерой, постарается от нас ускользнуть. Мы его атакуем и гребцов шрапнелью побьём.

Тут Александр вздохнул. Ему жаль было чужих гребцов, но что было делать? Как по-другому отправить с визирем своих оборотней, Санька придумать не мог.

— Зачем убивать гребцов? В чём они повинны? — спросил Мехмед. — Лучше купца, капитана и часть команды забери себе. Дашь мне этих… своих… гребцов. А галеру я и сам в Босфор заведу.

Александр с уважением посмотрел на Мехмеда и у него вдруг закралась мысль, почему бы ему не ввести у себя в «аппарате», так сказать, должность визиря? Ведь визирь, в переводе с арабского, это — помощник. Но слово «визирь» звучит получше и близко к русскому «взирать». Тут и «взгляд» слышится, и «рать».

— «Надо над этим подумать», — подумал Александр, а вслух сказал:

— Спасибо за хороший совет. Так и сделаем.

* * *

Первый корабль, оказавшийся торговой венецианской галерой, был замечен километрах в восьми на напротив бухты, известной Александру, как Балаклава, в этот же день утром ближе к полудню. Эскадра «прокатывалась» на полных парусах напротив мыса Айя, что на юго-востоке от Балаклавы.

Корабли отрабатывали линейный разворот и разворот «все вдруг» со сменой ведущего. Близко к берегу эскадра не подходила и потому, когда галера, увидев незнакомые паруса, она была слишком далеко от берега. Галеас развернулся и попыталась удрать под прикрытие крепостных пушек, но десять кораблей, как раз шедшие к берегу, срезали угол, пересекли курс и развернулись в дугу на пути его отступления. И поплатились…

Из носовой надстройки загнанного в «сети» галеаса громыхнуло пушками так, что он остановился, окутавшись облаком белого дыма.

Под орудийный бой попала двадцатиметровая парусно-вёсельная шхуна «Камбала», которая получила несколько существенных пробоин в левом, подставленном галеасу борту, по инерции от удара, качнулась назад и, набрав воды, стала тонуть.

Галеас, пользуясь собственным дымом, чуть довернул вправо и на вёслах проскочил прямо перед носом у следовавшим за «Камбалой» «Осётром».

В это время флагман уже снова развернулся и пошёл догонять беглеца. Следом за флагманом развернулись ещё два парусника и поспешили вдогонку.

Александр понял, что его тактика перехвата была абсолютно неверной. Капитан галеаса не испугался и решил принять бой. И не удивительно. Ведь его носовая пушечная надстройка представляла собой невысокую башню, из которой торчали пушки весьма себе внушительных размеров и приличного калибра. Миллиметров двести — точно.

Чуть ниже башни над водой торчал таран. Увидев его, Александр подумал, что галеас мог протаранить подставленный борт шхуны, но не захотел этого делать. Он стремился скрыться в бухте.

Идя сбоку и чуть сзади галеаса Александр наконец смог оценить и его размеры, и форму.

«Галлера» в длину была никак не меньше семидесяти метров, имела три мачты не с косыми, а с двумя прямыми и гафельным парусами, высокий фальшборт и сплошную верхнюю палубу, ибо нельзя управляться парусами, бегая по головам гребцов. Над вёсельными клюзами Александр заметил жерла бортовых фальконетов — пушек небольшого калибра, жадно ищущих свою цель.

— Держитесь от него подальше, — тихо сказал капитану Александр и продолжил почти в рифму. — Зело зубаст оказался галеас.