— Это правильно, — осторожно проговорила она.

— Ммм… Хотя на самом деле так не бывает.

— Как не бывает?

— В жизни все по-другому. Во взрослой жизни. Ты не можешь просто так делать, что захочешь. Я думала, что могу, но оказалось, нет.

Мисс Мышь сжала губы и слегка нахмурилась:

— А чего ты хочешь, Кэт?

— Хочу поехать в Оксфорд! — ответ был прост. — Хочу занять свое место и учиться. Но не могу этого сделать, потому что Полл не в состоянии справиться без меня, ни эмоционально, ни практически. Несколько недель назад она облилась горячей водой, спустя пару дней споткнулась и упала, и ее пришлось отвезти в больницу. К тому же собака умерла… Я не могу ее оставить. Она меня вырастила. Я не могу бросить ее после всех этих лет, это ее может убить. В таких ситуациях не бывает компромисса. Если ты остаешься, значит, ты святая, если уезжаешь — предательница. Никакой золотой середины.

Мисс Мышь ничего не ответила. Она просто смотрела мне в глаза. Я увидела, как обозначились морщинки в углах ее рта.

— Так что, — продолжала я, — я сделала свой выбор, и я рада следовать ему, ну, не совсем рада, но согласна оставаться дома и присматривать за ней. А в свободное время могу заниматься заочно. Я все равно буду продолжать учебу. И одновременно выполнять свои обязанности, и все будет совсем неплохо. За исключением Дикки, ее приятеля. У него есть ключ, и он приходит, когда захочет. Как будто имеет право жить в нашем доме. Но тогда почему бы ему не ухаживать за ней? Считается, что он работает, но я никогда не видела никаких признаков этой работы. Он либо играет в тотализатор, либо торчит у нас. Он, по сути дела, настоящий бездельник.

Я сделала паузу, ожидая ее сочувствия, но она молча помешивала кофе.

— Вы его знаете? Дикки Ноулза? У него немытые соломенные волосы, и он всегда носит старое бежевое пальто. Он не читает книг, поэтому не бывает в библиотеке. Я знаю, вы живете не в Бэнк Топ, но могли видеть его на улице.

Мисс Мышь покачала головой.

— Если честно, он отвратителен. И он пристает ко мне. В общем, я сыта всем этим по горло!

Считается, что становится легче, когда выговоришься. Конечно, лучше бы напротив меня сидела мисс Мегера, она бы знала, какими словами поднять мне настроение. Я вспомнила фильм, в котором на приеме у психиатра женщина все время плакала, и единственное, что сделал врач, — это дал ей носовой платок, когда она перестала плакать, и сказал: «Приходите на следующей неделе в то же время». Может, это и есть верный способ решения проблем?

Я сказала:

— Возможно, если быть совсем откровенной… — Ее взгляд устремился на меня. — Виновата не только моя бабушка. Отчасти я тоже.

Мисс Мышь подняла брови.

— Дело в том, что втайне я даже рада, что не могу ехать — только ради бога, обещайте, что не расскажете об этом мисс Стоили и всем остальным. Ведь вы этого не сделаете?

— Я никому не скажу ни слова.

— Дело в том, что, когда я была маленькой, меня приглашали на всякие праздники, и я всегда там ужасно себя чувствовала. Я сидела в углу и смотрела, как остальные дети носятся вокруг и делают дурацкие трюки с воздушными шариками и чайными ложками и мечтала быть где-нибудь подальше. Однажды я взяла книжку, поднялась на второй этаж и спряталась в комнате хозяйки, пока все остальные возились. Надо было производить какие-то манипуляции с апельсином, кажется, катить его между ног. Я знала, что не смогу этого сделать. Когда хозяйка дома обнаружила меня в своей комнате, она очень разозлилась. Она сказала что неприлично пробираться в чужие спальни без разрешения. Она отчитала меня перед другими детьми. Так что в следующий раз, когда я получила приглашение (только потому, что пригласили весь класс), я сказала, что меня не пускает бабушка, и мне поверили.

Я все говорила и говорила и никак не могла остановиться.

— И потом, когда происходило какое-нибудь событие, ну, что-то общественное, у меня вошло в привычку говорить, что мне не разрешают туда идти. В средней школе я всегда так поступала. Я делала вид, что самочувствие моей бабушки хуже, чем было на самом деле, что ее нельзя оставлять, и другие девочки даже стали мне сочувствовать. Они считали меня занудой, но перестали надо мной смеяться.

Так что на самом деле Оксфорд — только продолжение этой темы. И, думаю, я смогла бы убедить себя, что все к лучшему, если бы не Дикки и его шаловливые ручонки. — Я набрала в грудь воздух и медленно выпустила его. — Извините за то, что я вас напрягаю, но…

— Но тебе очень хочется поехать в Оксфорд, — сказала она. — И мне кажется, ты с твоими способностями вполне могла бы там учиться, во всяком случае, так сказала мне мисс Стокли. При поддержке социальных служб и друзей твоей бабушки. Кроме того, семестры в Оксфорде такие короткие, они длятся только девять недель. Ты вернешься прежде, чем она сообразит, что ты уехала.

Когда она говорила, все казалось так просто.

— Но что я могу поделать со своими страхами? В ту ночь, когда Полл увезли в больницу, я чуть не сошла с ума, потому что осталась в доме совсем одна.

— Это еще одна причина, по которой ты должна уехать. Иначе можешь остаться совсем одна. Ты понимаешь это?

Ее бледные щеки порозовели.

Я представила себя сорокалетней. Я безвылазно торчу в своем доме, где обстановка все та же, только еще более обшарпанная. На камине урна с прахом Полл. Я целыми днями сижу у телевизора и ем и наконец перестаю пролезать в дверь.

— Ты это понимаешь? — повторила мисс Мышь, более настойчиво.

— Думаю, да.

— Если ты не поедешь, то можешь стать очень несчастной и ожесточиться. Ты ведь не будешь каждому встречному и поперечному говорить: «Я могла бы учиться в Оксфорде»?

— Ну да.

— Может быть, еще не поздно написать, что ты изменила свое решение и приедешь? Это возможно?

Я хихикнула от смущения.

— Во-первых, я им ничего не писала. Даже не собиралась.

— Это означает, что ты намеревалась туда поехать, не так ли?

— Это означает, что я всегда терпеть не могла выражать свои намерения на бумаге.

— Я тоже.

— Правда? — комната, казалось, начала качаться, и я снова подумала о Кэллуме, о его удивлении и восхищении, когда я рассказала ему, что