Нежно проведя зубами по складочкам слева и справа, он наконец коснулся языком ее чувствительного бутона. Изабель выгнулась на скамейке дугой, но он крепко удерживал ее. Взяв губами самую чувствительную ее часть, он посасывал ее, дразня быстрыми движениями языка. Она могла потерять связь с реальностью уже только от этого удовольствия, но заслуживала большего, как считал Фэллон. У нее должно быть все. Не говоря уже о том, что он хотел почувствовать ее всю, заставить ее сойти с ума от него. Он подождал мгновение, всего один удар сердца, и, когда она расслабилась, проник в нее, увлекая ее ближе к краю ее собственного желания. Влажная, прекрасная и дикая в своей непосредственности, она стала подталкивать его голову рукой, требуя большего, и он был в восторге от нее.

Лаская языком и губами ее самое сокровенное и отзывчивое место, он осторожным толчком вонзил пальцы глубоко внутрь нее и поднял глаза, чтобы увидеть, как меняется выражение ее лица. Голова Изабель откинулась назад, и она испустила крик, который, наверное, был слышен во всем Лондоне.

Он остановился, только когда она начала вся дрожать. Фэллон положил бы к ее ногам все что угодно во всем мире. В груди у него поднялась волна гордости оттого, что он доставил ей такое удовольствие, и он еще раз провел руками по ее телу.

Поднявшись с покрытого мхом камня, Фэллон сел на скамью рядом с ней и положил ее обнаженные ноги себе на колени. Обняв ее и крепко прижав к себе, он прислушивался к сумасшедшему биению девичьего сердца, наслаждаясь каждым содроганием ее тела, когда она возвращалась с пика удовольствия, на который он вознес ее. Наконец Изабель положила голову ему на плечо и еще теснее прильнула к нему, а он крепче обнял ее.

Его прекрасная Изабель…

Нет слов, которые могли бы описать то, что он чувствовал к ней в этот момент. Весь сад сверкал в прохладном лунном свете этой волшебной ночи. Она принадлежала ему, он принадлежал ей, и ничто не могло порушить чары, связавшие их.

Спустя некоторое время легкий ветерок зашуршал в листве, но все, что он слышал сейчас, – лишь биение своего сердца. Он не мог бы сказать, как долго просидел так, держа Изабель на руках, но все равно недостаточно, как ему показалось. Впервые за многие годы он не спешил по делам. Сегодня им не мешала никакая работа, ни встречи, на которые нужно спешить, ничего. Он прижал ее к себе, не желая отпускать. Если бы он был честен – а у него с этим явно были проблемы, – ему пришлось бы признать, что он вообще не хочет видеть, как она уходит. Но было невозможно думать, что он может сохранить Изабель в своей жизни навсегда. Даже если бы он мог найти баланс между своей работой и браком, в его жизни было так много, чего она не знает…

Да и осталась бы она в его объятиях, если бы узнала всю правду?

Он не мог заставить себя рассказать ей об Обществе запасных наследников. Не сейчас, когда там, внизу, на улицах и в разнообразных заведениях города, проходили все их нелегальные операции. Он уже и так допустил много ошибок, подверг своих людей слишком большой опасности. И сейчас рискнул бы слишком многим, скажи он ей правду, – он рискнул бы потерять еще один вечер, подобный этому. Опустив голову, он прижался губами к ее макушке, и она вздохнула и наконец пошевелилась, подвигаясь ближе к нему.

Как все-таки удержать ее навсегда? Должен же быть какой-то способ не потерять ее, когда все закончится! Это был, пожалуй, самый важный оперативный план, который он когда-либо пытался разработать, но понятия не имел, как действовать дальше. Все, что он знал, – что не хочет отпускать ее.

Это поведение нелогично, и ты это знаешь. Ты должен позволить ей вернуться домой. Но он не мог вот так просто передать ее отцу. Тогда она исчезла бы из его жизни навсегда. Ему нужен свет, который она привнесла в его жизнь, ее смех, свобода: только она могла заставить его оторваться от дел, даже если всего на несколько минут. Ему нужно защищать ее и лелеять. Кто будет слушать ее выдумки, если не он?

И вдруг правда предстала перед ним во всей своей наготе. Как он не учел этого раньше? Ничего в этой ситуации или его действиях не было и не могло быть логичным, потому что любовь не бывает логичной.

Фэллон провел дрожащей рукой по ее обнаженной руке. Он любит Изабель. Он любит каждую причудливую мысль в ее голове, то, как она сворачивается клубочком рядом с ним по вечерам, блеск в ее глазах, когда она смотрит на него, то, как она предлагает доброту своей души всем, кто в этом нуждается. Он хотел этого больше всего.

Он любит ее без причины. И последствия этого факта виделись более ужасающими, чем любой захудалый лондонский переулок, по которому ему когда-либо приходилось ходить ночью.

* * *

Фэллон внимательно смотрел на то, что когда-то было гостиной. Тихий стук шаров на бильярдном столе, запах кожи в воздухе. Это был на редкость тихий день в штаб-квартире, и он откинулся на спинку своего стула, где обычно сидел, в углу комнаты.

Он так давно основал Общество запасных наследников, что уже и вспомнить не мог, каково это – не управлять такой большой группой людей. Фэллон не мог вспомнить, чтобы даже в начале его пребывания в городе у него было в избытке свободного времени, напротив, каждый его день был заполнен бесконечными встречами. Но, несмотря на это кажущееся однообразие, была только одна вещь, которая точно не изменилась за все это время: Келтон Брайс, лорд Хардеуэй, занимал и будет занимать его уши своими долгими, обстоятельными рассказами, независимо от того, слушает ли Фэллон, что тот говорит, или нет.

– Ты не поверишь, что он сказал! Он сказал мне, что он ни ногой в Тэттерсолл[2], а сам купил эту лошадь, уведя ее у меня из-под носа меньше двух недель назад. И когда я нахваливаю эту его новую верховую лошадь, что он делает? Не прикидывается передо мной шлангом, не-е-ет. Этот мошенник предлагает мне состязание! И вот час спустя я…

Возможно, эти истории Хардеуэя, которые он постоянно рассказывал ему, и были причиной, по которой у Фэллона не хватало времени для себя. Отсюда вопрос: если бы у Сент-Джеймса было меньше обязанностей в Обществе и меньше досужей болтовни, хватило бы ему времени, чтобы посвятить его Изабель?

Она может думать, что жизнь Изольды была приятной и захватывающей, но жить в окружении сплетен и скандалов – это не та жизнь, которая ей подойдет. Она заслуживает счастья. Это все, чего она хотела, – счастье с добропорядочным мужчиной в нормальном доме для семьи. А он не мог предложить ей ничего: ни дома, ни семьи, ни даже добропорядочного мужчины. В конце концов, он отнюдь не был добропорядочным. Он, попирающий больше общественных правил, чем можно было допустить, он, имеющий склонность управляться с цифрами черной бухгалтерии, сомнительных инвестиций и не только. Работа всей его жизни была построена на создании своих собственных законов, своей собственной власти в стране. А как он живет… да, люди, проходящие через эту комнату изо дня в день, полагались на него, но его дом был далек от семейного очага.