— Где это мы? — спросила я, потому что этот вопроспоказался мне именно таким наивным и мечтательным, какой я должна бы задать.

Мы с Алеком встретились в центре, и он привез меня сюда насвоей машине. Мы были минутах в двадцати от города.

— Здесь живет этот парень, — радостно сообщил он.

Чем ближе мы были к дому, тем радужней становилосьнастроение музыканта.

— Он тебя обслужит по высшему разряду.

Машина проехала по длинной извилистой подъездной аллее иостановилась у гаража. Неожиданно рыцарским жестом Алек открыл передо мнойдверцу машины и взмахом руки пригласил последовать за ним в дом. Бросив взглядна побитый «форд-топаз», я невольно подумала, что лакею бессмертногонаркобарона могли бы платить побольше.

Мы вошли через боковую дверь, и увиденное поразило дажеменя. Первым на ум приходило слово «обалдеть». Обалдеть от роскоши, в которуюхочется впиться зубами. Стены, пол и потолок из блестящего темного дерева, какбудто в охотничьем домике — в охотничьем домике ценой в семизначное число.Потолок образовывали балки из того же великолепного дерева. На стенах виселикартины маслом в золоченых рамах, и я достаточно разбираюсь в искусстве, чтобыпонять, что их купили не в ближайшем гипермаркете.

Мы пересекли фойе и попали в большую гостиную, такую же, ноеще круче. Центральное место здесь занимал гигантский камин, до потолкарастянувшийся кирпичным фасадом. Место над очагом украшал многоцветный пейзажиз витражного стекла, и зарево рокочущего пламени — наряду с огнем несколькихразмещенных в нужных местах свечей — было единственным источником света.Никакого электричества.

При таком тусклом мерцающем освещении я сперва почувствоваламужчину и лишь потом увидела. То же незнакомое излучение бессмертного, что и наконцерте, но теперь оно ассоциировалось с чем-то еще. Оказавшись в такойблизости, я поняла, что оно похоже на излучение кристаллов. Или, скорее,кристаллы ощущаются похоже, как если бы они были бледными, потрескавшимисякопиями шедевра. В целом вибрация была странной, но не такой противной, каккристаллы сами по себе.

— Алек, — послышался бархатистый голос, — ктотвоя очаровательная подруга?

Мужчина обнаружился, одним плавным движением поднявшись изкресла. Теперь я видела уже знакомые черты: безупречная загорелая кожа, длинныечерные волосы, широкие скулы. Он придерживался все той же высокой викторианскоймоды, на нем была великолепная шелковая рубаха, вздувающаяся на плечах иоставляющая открытой гладкую кожу на груди.

— Это Джорджина, — сказал Алек дрожащим от страхаи волнения голосом. — Как я и говорил.

Мужчина подошел к нам и взял обеими руками мою руку:

— Джорджина. Прекрасное имя для прекрасной женщины.

Он поднес мою руку к губам — пухлым и розовым — и поцеловал.На мгновение он задержал руку, пронзая меня взглядом темных глаз, а затеммедленно выпрямился.

— Меня зовут Сол.

Я подавила порывы язвительно пошутить или разнести в пух ипрах этого парня, сделав выбор в пользу ошеломленной невинности и легкогостраха:

— П-привет. — Я нервно сглотнула и потупила взор.

— Ты сделал все хорошо, — сказал Сол Алеку. —Очень хорошо.

Не надо было видеть Алека, чтобы понять, что у него будтогора с плеч свалилась:

— Ну… это ничего… я могу, ну, это…

— Да-да.

Если я не ошибалась, в приятном голосе Сола проскользнуланотка раздражения.

— Потом. Иди пока наверх. Я тебя позову, когда будуготов.

Алек собрался уходить, но я схватила его за рукав, продолжаякорчить из себя испуганную девицу:

— Подожди… куда ты?

— Я сейчас вернусь, — улыбнулся он. — Все впорядке. Ты же хочешь еще, правда? Сол все для тебя приготовил.

Должно быть, я действительно выглядела перепуганной, потомучто он успокаивающе сжал мою руку:

— Все хорошо. Правда.

Я прикусила губу и нерешительно кивнула. На мгновение нашивзгляды встретились, и в его глазах мелькнуло что-то очень похожее насожаление. Затем он ушел.

— Пойдем присядем, — нараспев проговорил Сол,снова беря меня за руку.

Он подвел меня к роскошному дивану у камина. От очагадохнуло жаром, оранжевые языки пламени отражались в темных глазах Сола. Я робкоприсела, откинувшись на огромные подушки. Некоторое время мы сидели молча.

Наконец он выжидающе улыбнулся, и я нерешительно улыбнуласьв ответ:

— Алек сказал, что ты можешь дать мне еще… тыпонимаешь… того вещества.

— Так тебе понравилось?

— Да. Еще бы. Я чувствовала себя…

— Бессмертной?

— Д-да, вроде того. Пожалуйста. Мне нужно еще. Я могузаплатить… все, что захочешь.

Он беззаботно махнул рукой:

— Столь приземленные вопросы мы обсудим потом. А сейчаспопробуем утолить твой голод.

Он склонился к маленькому столику и поднял два кубка. Надоже, кубки.

— Это поможет тебе продержаться, пока мы не договоримсяо большем.

Я взяла чашу, тяжелую, будто из золота. Для пищи боговтолько лучшая посуда, подумала я. В кубках была темно-красная жидкость. Есликристаллы ощущались как слабое соответствие Солу, то аура, исходящая от чаши,ощущалась как мега-Сол. Насыщенная и крепкая, она вибрировала так, чтокристаллы и рядом не стояли. Может, именно так и надлежало действовать амброзиив жидком виде?

Он ждал, пока я выйду из задумчивости.

— Выпей.

Я колебалась, теперь уже с непритворным страхом. Выпей? Чтоже делать? Если я не стану пить, то разоблачу себя без всякой «провокации»,которая бы позволила мне ударить этого негодяя, или кто он там, дротикообразнымнаконечником стрелы. Джером с Картером говорили, что амброзия не можетповредить бессмертному; они даже сказали, что бессмертный некоторое времяспособен противиться ее пагубному воздействию куда дольше, чем люди. Хотяособенного облегчения я не почувствовала. Я предпочла бы разобраться с этим,используя свои обычные навыки, но, похоже, такой роскоши мне не предлагают.Медлить больше нельзя.

Застенчиво улыбаясь, я поднесла чашу к губам и отпила. Онсделал то же самое. Кто знает, может, расширение моих талантов как раз здесь ипригодится? Может, во мне скрыта тайная амазонка, у которой просто руки чешутсявыскочить под действием амброзии и огреть кубком этого типа.

Сол пил, не останавливаясь. Запрокинув кубок, он осушил егодо капли. Я последовала его примеру. На вкус не так плохо. Сладко, почтиприторно. Самым странным была консистенция. Густая. Почти вязкая.