неблагодарная, за которую мне ещё предстоит оправдываться. Плата в материальной форме будет приходить от моего духа помощника (поздравляю, твою кандидатуру одобрили). Как это будет происходить, договаривайтесь сами. Если все задачи, поставленные передо мной, будут сданы в срок и качественно, то будет оказана информационная поддержка для дальнейшего моего развития.

Мои недавние действия вызвали «возмущения в среде», в результате чего моя «цена» возросла, возрос интерес к моей «персоне» нежелательных конгломератов, бригад и других коалиций сущностей всех мастей. Моё «перемещение» на территорию Швейцарии не только рекомендовано, а настоятельно прописано (бумаги уже подписаны, билеты куплены). Иначе меня разорвут по кусочкам (стая из комаров, пчёл, мышей, жаб, волков, лис, летучих мышей, орлов разлетается от моего обглоданного скелета, каждый уносит кусочек меня, соразмерный его силам), а все кто опекал меня, получат «по голове» (Рина в слезах стоит на коленях, задрав голову вверх молит о прощении; мои родители в траурном облачении, обмывая мой скелет слезами, прячут его в шкаф; маленький, крепенький, розовощёкий «ангелочек» нахлёстывает прутиком Лаптева, Михаила Валерьевича, Рашида Нургалиевича, Латышева, неспособных от него увернуться); мой друг Полоз ел что-то подозрительно похожее на сопли из глиняного горшка, давился, зеленел, но упорно пытался его опустошить).

Некоторые видения-образы можно было локализовать по автору, некоторые имели коллективные корни. Лапоть и Рина по очереди вели со мной «общение» на разных уровнях, иногда сплетая свои «информационные каналы». Это очень походило на трезвого гостя, опоздавшего к началу торжества и вынужденного либо «догонять» всех, либо сидеть в какофонии парных бесед, пытаясь найти разумный смысл и вклиниться в какой-то из них (чтобы не прослыть «трезвенником»). Моя голова разрывалась от несвязанных между собой потоков информации, хотелось «накидаться» того же что и мои визави, но тут были трудности. Если я понимал, что Лапоть курит какую-то сомнительную смесь, то пристрастия к искусственным возбудителям за Риной не замечал. Нужно было ещё как-то адекватно реагировать, простого поддакивания и кивания головой не хватало.

К концу вечера я уже считал, что эти двое будут пострашнее Фауста Гёте. Выжатого, как лимон, меня оставили ночевать в квартире Марины, на диване, место на котором для меня согрел Лапоть. Мои мучители оставили меня одного, переместившись на кухню (когда Лаптев покинул квартиру, я так и не заметил). Меня окружали образы, потоки энергии и информации, не позволявшие погрузиться в здоровый сон. Закрывая глаза, я чувствовал, что комната вокруг вращается, а моё тело было границей моего сознания считаные секунды. Наконец, стабильность была достигнута в долгом падении в бездонный колодец, без стен и света.

От выпитого молока мой организм разбудил меня посреди ночи. С трудом вывалившись из сна, я медленно осознавал место, в котором находился (организм требовал более активных действий). Сориентировавшись в пространстве, осталось найти координаты во времени, что я проделывал весь путь до туалета. На кухне не было штор, прекрасно были видны настенные часы с еле ползущими стрелками — 3:15. Свет мне не хотелось включать, как в далёком детстве — приключение в тёмной квартире, интересно было заглянуть за все закрытые двери, окна, послушать, как дышат спящие обитатели. В большой комнате висели тяжёлые, плотные шторы, которые мне не хотелось отодвигать, так как я плохо помнил, на каком расстоянии от них висели ветерки, колокольчики и ловцы снов. После яркого света в туалете и незашторенной кухни большая комната казалась погружённой в абсолютный мрак, который меня скорее отталкивал, чем манил. Во мне проснулось желание взглянуть на лицо спящей Марины (моя мама утверждала, что все спящие люди похожи на ангелов). Крадучись на носочках (как настоящий индеец) добрался до дверного проёма спальни, остановился, прислушиваясь к дыханию девушки. Двери были открыты, сквозь дверной проём лился свет с улицы (шторы на окнах были чисто символические — от сглаза). Заглянув в комнату, убедился, что девушка спит, лёжа на боку, отвернувшись от света. Так как меня интересовало только лицо девушки, то мне показалось разумным перемещаться на уровне её лица. Опустившись на четвереньки, я стал изображать кота на охоте, крадучись подбирающегося к жертве. Любуясь лицом спящей девушки, положил свой подбородок на её кровать, тихо впитывал в себя звуки её дыхания. Сейчас её глаза не отвлекали на себя моё внимание, что давало мне возможность любоваться каждым сантиметром её лица. Меня смущало и раздражало только то, что Марина пользовалась кондиционером при стирке, отчего его запах перебивал все остальные. Мягкий ночной свет, проникающий от уличных фонарей и, возможно, луны, был под стать красоте спящей девушки, такой же не броский, но завораживающий, манящий срытыми в тенях тайнами.

Оторвавшись от созерцания спящей красавицы, сбросил с себя морок её равного дыхания, решил заняться делом, раз мне не спится. Вернулся обратно в мою комнату, сел в Маринино кресло (оно было как раз напротив изображения Ганеши), стал пытаться разглядеть хоть что-то в кромешной темноте. Закинул ноги на подушку кресла, оно оказалось достаточно широко, чтобы сидеть в нём по-турецки. Закрыл глаза, пытаясь вызвать образ Ганеши, начал цикл вдох-выдох, подключил циркуляцию энергии по большому кругу: на вдохе поднимал то, что есть (странно эрекции после продолжительного нахождения в спальне Марины не было) от паха по Сушумне; на выдохе поднимал энергию от паха по лобку к Свадхистане. Смущённый отсутствием эрекции стал разбираться в своём отношении к Рине (она не вызывала жгучего желания обладать ею). Внутри меня поднималось что-то тёплое, покровительственно обнимающее чувство как к старшей сестре. Сестре более мудрой, способной научить «желторотика» братишку.

Придя к такому выводу, я с облегчением вздохнул (не всё потеряно и старость ещё далеко), стал вспоминать, что говорила «сестрёнка» об изображениях на её стене. Перед «глазами» встал образ атлетичного мужчины со странной башней из волос на голове, сидящий на тигровой шкуре в медитативной позе («Шива» — прошелестел голос Рины из глубин моей памяти). Рядом с Шивой стал проступать образ зелёной женщины странного вида («Тара» — подсказала Рина из моей памяти), также сидящей в позе лотоса. Энергия ожила во мне, заструилась, сподвигнув меня вызвать образы Зевса, Одина и Ра. Мои потуги не принесли желаемого результата, так как образы получались нечётким, походили на литографии из старого школьного учебника. Вдруг в моё сознание вошёл образ седого старца в тяжёлой шубе, с длинным посохом в руках. Его абсолютно белые волосы на непокрытой голове переходили в длинную бороду, кустистые брови. Грозные брови таили весёлый взгляд ясных, как весеннее небо, глаз. Что-то белое шевельнулось слева. Это оказался хвост белого быка, пасущегося рядом с медитирующим