Вдруг она снова умрет? И на этот раз по-настоящему? Что тогда со мной будет?

Тревога перерастает в настоящую панику. Я стараюсь дышать глубоко и размеренно, принимаю свою таблетку и повторяю совсем крошечный кусочек пи. Тш-ш! Аза спит и ничего не знает. Я запираюсь в туалете. Я же столько недель держался! Неужели у меня все-таки произойдет нервный срыв?

Мир сошел с ума. Я полюбил ее с первого взгляда, и вот теперь, когда она со мной, теперь, когда мы наконец-то вместе, за ней охотится целое небо разъяренных существ.

Да и вообще: останется ли она на земле? Сможет ли она здесь остаться?

Даже если не сможет, все равно мне никогда и ни за что ее не разлюбить.

А что, если однажды она посмотрит мне в глаза и скажет: «Я хочу вернуться наверх»?

Что, если я удерживаю ее в мире людей, как якорь, зацепившийся за камень?

На нашем пути столько препятствий. И если раньше я боролся со смертью, чтобы спасти ее, то теперь нам обоим предстоит борьба с невозможным.

Я вспоминаю, какие трудности преодолели мои мамы. В какой-то момент они стали думать, что им уже никогда не быть вместе. Родные не поддержали их, а только переполошились. Две женщины и ни одного мужчины: разве так можно? Но ничто не смогло разлучить их. Оба их имени указаны в моем свидетельстве о рождении, и я даже представить не могу, как они этого добились.

Они проявили храбрость. То же самое должен сделать и я.

Но даже Ева испугалась бы того, с чем мы столкнулись на Западном Шпицбергене. А может быть, и девушки, которая спит в кресле рядом со мной.

В начале полета я заметил в небе стаю гусей. Они двигались в противоположном направлении. Увидев их, Аза прижалась носом к иллюминатору.

– Все нормально?

– Да, – ответила она, приставив ладонь к стеклу, как будто хочет поприветствовать их, но в то же время к чему-то готовится. Воздух приобрел необычную плотность. Через несколько секунд гуси скрылись из виду, и Аза расслабилась.

– Что это было?

– Я не могла понять, какие у них намерения, – пояснила она со смущенной улыбкой на своем новом, непривычном лице. – Я подумала: вдруг их прислали за нами?

– В каком смысле?

– Мы только что пролетали мимо магонского корабля, – сказала она. – А вокруг его корпуса клином летели ростры. Честно говоря, я не понимаю, как нам удалось выбраться из Шпицбергена. Не понимаю, почему нас отпустили.

Для меня это тоже загадка. Мы уже успели многое обсудить: Хейуорд, корабль, на котором жила Аза, Дая, этого ее партнера.

Она рассказала мне про него, про то, какое между ними существует притяжение. Этот разговор доставил мне мало удовольствия. Мы попытались составить полную картину событий, произошедших за последние полтора месяца в Магонии и на земле, но некоторые моменты все равно остались не до конца проясненными.

О происшествии на Западном Шпицбергене пока ничего не слышно – я просматривал новости весь полет. Ни слова о взломе хранилища, ни слова о мощном землетрясении – тишина.

А значит, в определенных кругах царит невообразимая суматоха. Наверняка разразился международный скандал.

Убедившись, что Аза все еще спит, я достаю визитку, которую мне вручили в аэропорту Лонгйира.

Когда Аза была в туалете, ко мне подошел мужчина в черном костюме и темных очках. Он протянул мне визитку, бросил пару слов и удалился. Каждый раз, когда я хочу рассказать ей про агента, который сказал «благодарим вас», что-то меня останавливает.

Долго ли федералы за мной следили? Мне почему-то кажется, что Азе об этом знать необязательно. Возможно, никому не нужно знать.

Я бы на их месте себя не нанял. Мне слишком много известно. Разумнее всего было бы меня убрать.

Я поворачиваю голову к Азе и некоторое время слушаю ее дыхание. Мы направляемся домой, но кто знает, надолго ли мы там задержимся?

В этой оболочке Аза кажется совсем другим человеком, но это не так. Она всегда остается собой. К примеру, когда мы сели в самолет, она взглянула на меня и спросила:

– На что ты смотришь?

– На тебя, – сказал я.

– Тогда любуйся, пока можешь. Наверняка эта оболочка скоро придет в негодность. То еще зрелище будет. Посмотрим, захочешь ли ты держать меня за руку, когда я буду похожа на разлагающийся труп.

Конечно, на труп она похожа не будет. Ее кожа станет более бледной и голубой, дыхание – более затрудненным, а потом повторится то, что случилось за несколько дней до ее шестнадцатилетия. И конечно, я захочу держать ее за руку. Но все-таки мы надеемся, что эта модель окажется лучше предыдущей.

Теперь Аза – темнокожая девушка с черными косичками. Фигура у нее осталась прежней, потому что оболочки автоматически сжимаются до нужных размеров. Да, на первый взгляд они очень разные, но в этой девушке нетрудно разглядеть Азу, если заранее знаешь, что это она.

У нее тот же широкий рот, те же удивительные, необычные глаза, тот же голос, та же манера общения.

Дай ей бумагу и ножницы – и она за три минуты вырежет Эмпайр-стейт-билдинг. Спроси ее мнение по любому вопросу – и она не преминет его высказать, как бы сильно оно ни отличалось от точки зрения всех остальных. Она никогда не боялась сказать мне, что думает. Она всегда была прямолинейной, такой она и осталась.

– Долго я спала?

– Весь полет, – говорю я.

– Я еще не умерла?

– Разумеется, нет.

– Просто мне не верится, что мы летим домой. Все это похоже на сон.

– У нас все получится. – Я сам не верю в собственные слова. С первых лет нашего общения я приучил себя говорить с такой уверенностью в голосе, будто наперед знаю, что все будет хорошо. По большей части я притворялся. Вот и сейчас я ни в чем не уверен. Я чувствую себя сломленным и разбитым, мне жутко страшно, и меня не покидают опасения, что Азу застрелят сотрудники службы безопасности, как только мы войдем в аэропорт.

Когда мы идем по коридору, соединяющему самолет с терминалом, Аза останавливается и принимается страстно меня целовать. Уверен, мы вогнали в краску всех проходящих мимо пассажиров. Я и сам стою красный как рак. Но это не мешает мне подхватить ее на руки и перенести через порог, отделяющий нас от дома. Прощай, воздушное царство!

Все присутствующие растроганно смеются. Мы вызываем у них умиление. Может быть, их даже немного тошнит.

Как это ни удивительно, для них мы обычные влюбленные подростки. И на какое-то время мы сами забываем о своих трудностях.

Я ожидаю увидеть на месте своего дома дыру. Я приеду – а родных нигде нет. А может быть, дом будет окружен полицейскими машинами. А может, там меня будут поджидать Дыхание или кто-нибудь еще. Меня схватят и бросят в тюрьму. Или в корабельный карцер. Родной район кажется мне странным и непривычным. Не видно неба на мили вокруг, земля не качается, нет ни снега, ни льда.