– Как нам быть, Гарри? Что делать с этим невероятным зверем?

Из-за какого-то глубоко личного, особого отношения к золотой статуе говорить о деньгах или покупателях не хотелось.

– Давай спускаться, – ушел от ответа я. – Анджело ужин приготовил.

При свете костра, заполнив вкусной едой холодную пустоту в желудке, с кружкой виски в одной руке и сигарой в другой, я смог наконец подробно рассказать всем о находке – как мы наткнулись на золотую голову и какой страх она внушала. Чабби и Анджело сосредоточенно слушали.

– Очистили ее по самые плечи, и, полагаю, это конец – там метка для стыковки с другой секцией. Завтра высвободим из завала, но будет непросто. Сначала нужно принять меры предосторожности, чтобы ничего не повредить.

Чабби кое-что предложил, и мы подробно обсудили, как избежать ущерба.

– Скорее всего пять ящиков с сокровищем погрузили вместе. Надеюсь, остальные в той же части трюма, вероятно, в одинаковых клетях, обитых для прочности железными полосами.

– Кроме драгоценных камней, – напомнила Шерри. – На суде субедар показал, что их упаковали в казначейский сундук.

– Само собой, – подтвердил я.

– А какой он с виду, этот сундук?

– В копенгагенском военном музее был такой: маленький стальной сейф, величиной с большую жестянку из-под печенья. – Для наглядности я развел руки, как бахвалящийся уловом рыбак. – Ребра окованы железным уголком, навесные замки.

– Звучит внушительно.

– После ста с лишним лет под водой его ткни, и он рассыплется, если еще цел.

– Завтра узнаем, – уверенно пообещала Шерри.

Утром мы спустились на берег под проливным дождем, который барабанил по клеенчатым дождевикам – с нас стекали потоки воды. Со стороны моря вал за валом накатывали жирные темные тучи, бомбардируя остров тоннами влаги.

Ливень поднял с морской поверхности пелену жемчужной водяной пыли, видимость упала до нескольких сот ярдов, и вскоре после того, как мы отплыли в сторону рифа, остров исчез в серой дымке.

Все, что находилось в вельботе, было холодным, липким и мокрым. Анджело беспрестанно вычерпывал воду, мы с Шерри жались в дождевиках как неприкаянные, a Чабби, щуря глаза под косыми, хлещущими струями дождя, гнал лодку по протоку.

Флуоресцентный оранжевый буй прыгал на волнах у самого рифа. Конец шланга втащили в вельбот и подсоединили к помпе. Заодно шланг служил якорным канатом, так что Чабби выключил двигатели.

Как хорошо было укрыться от холодного, пронизывающего дождя в спокойной синей глубине заводи!

Анджело уступил завуалированным угрозам и открытому подкупу и скрепя сердце расстался с тиковым матрасом, набитым кокосовым волокном. Предварительно пропитав тюфяк морской водой, чтобы лишить плавучести, я аккуратно свернул его, перевязал веревкой, забрал с собой на фрегат, а там расстелил на пассажирской палубе.

Мы с Шерри вернулись в трюм и за десять минут полностью освободили тигриную голову от приставшей снизу гнилой соломы. Секция оканчивалась на уровне плеч аккуратным фланцем, который, стыкуясь с гнездом, обеспечивал надежное и почти незаметное соединение.

Я осторожно перекатил голову набок. Золотая статуя оказалась не цельнолитой, как мне почему-то представлялось, а пустотелой. Металл, толщиной всего около дюйма, внутри был шершавым и бугристым на ощупь. Тут только до меня дошло, что цельное литье весило бы сотни тонн, а стоимость пришлась бы не по карману даже владыке, способному построить храм под стать Тадж-Махалу. Тонкость металлической оболочки, естественно, сказалась на прочности статуи, и, повернув тигриную голову, я сразу заметил, что она повреждена. Нижний край полой секции деформировался, вероятно, во время тайной перевозки на безрессорной телеге по индийским джунглям или при агонии «Утренней зари», попавшей в когти циклона.

Нащупав обеими ногами точки опоры, я наклонился, подсунул под статую согнутые руки и осторожно приподнял, как спящего ребенка.

Тигриная голова была неимоверно тяжелой – не менее трехсот фунтов. Мне едва хватило сил, неуклюже повернувшись, осторожно опустить ее на заранее расстеленный матрас. Переводя дух и растирая места, где металл врезался в тело, я мысленно занялся арифметикой: при цене золота сто пятьдесят долларов за унцию триста фунтов или четыре тысячи восемьсот унций стоили четверть миллиона. Кроме головы, было еще три секции – скорее всего больше и тяжелее первой. Плюс драгоценные камни. В целом получалась астрономическая сумма, которая с учетом художественной и исторической значимости трона могла удвоиться, а то и утроиться.

Бросив преждевременные подсчеты, я помог Шерри обернуть тигриную голову матрасом и понадежнее обвязать тюк веревкой, чтобы талями спустить его на батарейную палубу. Действуя с большой осторожностью, мы дотащили груз до амбразуры, с трудом извлекли наружу через недостаточно широкий пролом, поместили в нейлоновую сеть и надули воздушные мешки. При подъеме тюка на борт вельбота снова пришлось установить мачту.

Теперь, когда голова благополучно перекочевала в лодку, я со всей торжественностью и важностью, на какие можно рассчитывать под проливным тропическим дождем, распаковал ее для Чабби и Анджело. Льющиеся с неба потоки воды нисколько не охладили восторг благодарной аудитории – голову разглядывали со всех сторон, любовно поглаживали, что-то весело кричали и радовались. Именно такой праздничности недоставало в день, когда мы с Шерри обнаружили часть трона. Я прихватил с собой походную серебряную флягу и щедро сдобрил шотландским виски черный дымящийся кофе в кружках. Мы со смехом выпили друг за друга и за золотого тигра. Ливень не прекращался и барабанил по сказочному богатству, лежавшему у наших ног.

Я ополоснул кружку забортной водой и посмотрел на часы.

– Нырнем еще разок, – решил я. – Включай насос, Чабби.

Теперь было известно, где продолжать поиски, – вскоре показалась боковая сторона клети, похожей на ту, где лежала первая секция. Я решил очистить ее, прежде чем заняться вплотную, и поднес шланг к стенке контейнера. Это незначительное вмешательство привело к тому, что часть потревоженной кучи с треском и грохотом обвалилась, мгновенно взбаламутив тучи грязи. Шланг оказался бессилен, и мы очутились в потемках.

Ощупью я попытался найти Шерри, а она меня – наши руки встретились. Судя по всему, под обвал она не попала, и можно было приступать к очистке замутненной воды соплом шланга. Через пять минут сквозь плотную мглу пробился желтый свет фонарика Шерри, потом проступили контуры ее фигуры и расплывчатые очертания только что обнажившейся части груза.

Держась рядом, мы продвинулись в глубь трюма. Обвалом накрыло деревянную клеть, к которой я подбирался, но взамен показалось нечто не менее интересное.

Несмотря на жалкое состояние, казначейский сундук как две капли воды походил на музейный экспонат, о котором я рассказывал накануне вечером. Насквозь изъеденный ржавчиной, он измарал мне руки красноватой окисью железа. По обеим сторонам находились железные кольца для транспортировки – в свое время они, очевидно, были подвижны, а сейчас намертво приржавели к металлическим стенкам. Все же я сумел как следует ухватиться за них, осторожно высвободил сундук из густой липкой дряни и довольно легко поднял. Весил он не более ста пятидесяти фунтов, да и то главным образом за счет собственной массивности.