Успех одаряет очень многим, только не друзьями.

Вовенарг

Предсказание Ивана Петровича о том, что делегация вернется в другую страну, не сбылось. Все было по-прежнему, только теперь Горбачев — генеральный секретарь боролся с Горбачевым-президентом, то стремясь возвратиться в спокойное брежневское социалистическое русло, то пытаясь сделать рывок к бурному капитализму. Горбачев, как бензиновое пятно в грязной дорожной луже, болтался из стороны в сторону, теряя доверие и подвергаясь критике и правых, и левых, и центристов. Народ же, привыкший за годы советской власти вообще не реагировать на политические изменения, не интересовали такие тонкости. Никто, как и до появления президентства, не понимал, кто такие правые, левые и тем более центристы. Поэтому, как и раньше, продолжали культивировать национальное самосознание, хотя что это такое, с трудом догадывались и постоянно путали национальное самоутверждение, защиту национальных интересов, патриотизм и банальный национализм, винивший во всех бедах инородцев.

Инородцев в каждой республике СССР было много, но больше всех русских. Их и стали во всем винить. Русские же в ответ придумали своих инородцев. Вероятно, потому, что извечные враги — евреи никого не винили, а просто убегали в другие страны, стали преследовать кавказцев. Масла в огонь подлил провозглашенный лидером нации Солженицын, объяснивший, «как нам обустроить Россию». Из всего насоветованного основная масса усвоила только одно — бежать из СССР, наполненного дармоедами. Тут вмешались монархисты, считающие, что надо бежать не только из СССР, а вообще в прошлое, когда пищи было так много, что Россия кормила весь мир. Во всю эту сумятицу влились церковные конфессии, деятельность которых больше не преследовалась. Это повлекло украшение национализма религиозной нетерпимостью. Что-то изменить в этом хаосе путем отмены статей Конституции и переименования должностей лидеров было невозможно.

В общем, страна, как и до отъезда Родика в Венесуэлу, бежала одновременно во все стороны, что по закону сложения векторов было совершенно бессмысленно.

Самолет приземлился поздней ночью. Родик, добравшись до дома, сразу завалился спать, отложив все рассказы, подарки, дружеские, родственные и любовные излияния на следующий день.

Проснулся он ближе к обеду от разноголосья телевизионного вещания, заполнившего всю квартиру.

— Ты там за бугром отстал от жизни, — увидев, что Родик не спит, заявила жена. — Наверное, даже и не слышал, что Борюсик опять нажрался пьяный и свалился в реку?

— Какой Борюсик? — спросил Родик, свернувшись калачиком и сладко зажмурив глаза. — Ничего не знаю и знать не хочу… Ты почему дома?

Его мозг и тело еще не адаптировались к домашней обстановке после почти двух суток дороги, семичасового сдвига во времени и огромного количества выпитого спиртного. Ему не хотелось ни о чем думать, и интерес жены к какому-то Борюсику был непонятен и не вызывал никаких эмоций.

— Я взяла отгул. Ты что, правда не в курсе? — вскричала жена с несвойственным ей возбуждением. — Все только об этом и говорят! Это важнее, чем Ленин на броневике. Это событие мирового значения! Если бы он утонул, то все успокоились бы, а он, алкаш, выплыл… Ну или воды было недостаточно… В общем, полон сил и ругает всех подряд, а особенно Горбачева. О себе же заявляет, что он оплот демократии.

— Это ты про Бориса Николаевича рассказываешь? — лениво спросил Родик. — Молодец, настоящий мужик. Иной напьется и в луже утонет, хотя пьяному «море по колено», а этот не тонет нигде. А как он в реке оказался? Они ведь пешком не ходят, все больше в автомобиле. В Венесуэле это не комментировалось.

— Гулял, говорят, — ответила Лена. — Небось, сам упал, а теперь врет, что это покушение. Мол, хотели утопить, да бог спас и не дал развернуть историю вспять.

— Сам — не сам — дело темное, — назидательно заметил Родик. — Факт налицо: теперь он герой и мученик. Все его отныне будут любить. А как же, ведь это не его хотели утопить, а демократию. С таких событий войны начинаются. Кстати, ты, наоборот, должна его любить и поддерживать. Сама же говоришь: если бы он утонул, все вспять могло бы повернуться, и мы опять начали бы бегать за кроликовыми шапками… Атак я тебе и Наташке таких подарков навез — закачаешься. Я прав? Или, может, за время моего отсутствия в магазинах что-то появилось и советские люди наконец стали жить в мире изобилия? Пусть дальше мутит воду. Чем бы дитя не тешилось…

— В магазинах вообще шаром покати, — несколько успокоившись, подтвердила Лена. — Даже у моих мясников — одни кости. Надо тебе съездить за продуктами, а то гостей нечем кормить. Многие звонили — хотят вечером заехать.

— Ладно, сейчас помоюсь-побреюсь и съезжу, а ты пока чемодан распаковывай. Что тут происходит?

— Я же по телефону тебе говорила…

— Давай подробнее.

— Недавно звонил Абдужаллол. Он был в Москве, но проездом, по-моему, в Россошь. Прислал нам с каким-то молодым человеком сухофрукты, миндаль, фисташки. Дня два-три назад звонил Григорий Михайлович, о котором ты мне говорил перед отъездом, просил с ним срочно связаться, как только приедешь… Вообще-то я записывала всех звонивших. Вот возьми список. Остальное знаешь…

Пока после душа сохли волосы, Родик успел сделать массу телефонных звонков.

Окса ничего нового тоже не сообщила. В Душанбе все более или менее успокоилось, хотя начался массовый отъезд немцев и евреев, а таджики, куда ни придешь, даже в банках, ругают русских и узбеков, требуют суверенитета. В райисполкоме предлагают переделать печати, разместив по большому кругу надпись на таджикском языке. По работе все спокойно — никаких проблем нет, отчетность уже сдали. Родик сказал, чтобы Окса попросила Абдужаллола как-нибудь с ним связаться. Разговор с ней получился почти официальным, и когда в конце она начала изливать свои чувства, он мягко прервал ее, пообещав перезвонить ближе к вечеру. Окса поняла, что ему неудобно говорить, и послушно замолчала…

Надо было пообщаться и с Абдулло Рахимовичем. Родик помнил его просьбу не звонить, однако судьба договора по «Волгам» беспокоила. Немного подумав, он набрал номер рабочего телефона замминистра, оправдав свои действия наличием официального договора.

Абдулло Рахимович по-восточному долго интересовался успехами Родика за границей, расспрашивал, как дети, как здоровье, как жена. Сообщил, что он следил за Оксой и Сергеем Викторовичем — чтобы у них все было нормально, и что события, происходящие в республике, не должны пугать Родика. По поводу «Волг» пока никаких изменений, разнарядку подтверждают, надо подождать. Родик, не надеявшийся на большее, в ответ проинформировал, что перед отъездом получил материалы по диссертации и займется ими вплотную уже на этой неделе.

Удалось застать на месте и Володю. Проблем никаких, работа шла своим чередом, изделий накопилось достаточно много и желательно прислать автобус, чтобы их вывезти, а заодно отправить почти тонну сырья и два мраморных памятника, давно сделанных по заказу Родика.