— Прости меня, любимая! Прости за то, что заставил тебя пережить весь этот ужас.

Неловко поднявшись с колен, он протянул руку, что бы погладить её лицо, когда от порыва ветра рукав его рубашки завернулся. От увиденной картины глаза Алины расширились от ужаса. Его некогда ухоженные, холёные руки превратились в рваную корку, состоящую из сплошных шрамов, полузаживших и свежих ран, синяков, порезов и натертостей.

Перехватив его руку, нервно задрожав, спросила.

— Что это? Любимый… как это?

Кирилл попытался аккуратно выдернуть её, чтобы спрятать, но женщина уже достаточно увидела, чтобы оценить ужас, происходивший с её любимым человеком. Чтобы убедиться в своих догадках, она ухватила подол его рубашки и, решительно потянув вверх, тут же невольно отшатнулась. Даже та небольшая часть оголенного тела мужчины, увиденная ею, подтверждала самые страшные подозрения. Да и что ещё могло рассказать тело, пестрившее шрамами, ожогами, кровоподтеками и ранами. От этого зрелища, не сдержавшись, Алина завыла в голос.

— Уроды! Что они с тобой делали? — рыдала она. — Боже мой! Как ты это выдержал, любимый? Они тебя пытали? Мучили? Они тебя били? — причитала женщина.

— Алина, любимая! Тебе этого не надо видеть… Все заживет, а потом я найду способ, как избавиться от шрамов. Тебя ничего не будет пугать… Тебе ничего не будет напоминать о том, что было… Не надо смотреть на это сейчас!

— Господи! Кирюша! Я люблю тебя любого… Какая разница, есть шрамы или нет. Разве дело в этом? Главное, что ты вернулся… — плакала она, размазывая слёзы по щекам… — но тебе столько пришлось пережить. Как ты только выдержал всё это?

— Только благодаря тебе! Благодаря мыслям о тебе и нашим «ритуалам».

Невольная улыбка пробилась сквозь слёзы Алины.

— Я тоже… Я каждый день, как и договаривались… всё выполняла.

— Всё позади, любимая! Забудь обо всем… Любимая моя! Теперь я с тобой. Тебе ведь тоже было непросто.

— Непросто, — эхом подтвердила она его слова. — Но это не идёт ни в какое сравнение с тем, что случилось с тобой…

— Любимая! Забудь! Теперь мы вместе, и нам уже ничего не страшно, — шептал он ей. — Мы справимся со всем! Впереди нас ждёт лучшая, счастливая жизнь! Теперь для счастья у нас есть все, мы с тобой друг у друга и наш малыш… Не плачь! Вспомни о малыше, тебе нельзя волноваться.

— Я помню, — прошептала она, поглаживая и целуя его обезображенную щеку. — Я помню… Ты не обижаешься, что я назвала его Сережкой? — хлюпнула она носом.

Кирилл усмехнулся.

— Алинка! А каким именем мы с тобой ещё могли назвать малыша? Я бы даже расстроился, если бы ты решила бы дать ему иное имя. Серёжка — и никак иначе!

Алина снова всхлипнула и прижалась к плечу мужчины.

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил он. — Тебе, в твоем положении, совсем нельзя нервничать…

— Всё в порядке. А он, — Алина нежно погладила живот, — боец!

Кирилл положил руку на живот, а малыш снова завозился.

— Это нормально? — снова заволновался мужчина, — беспокоится…

Алина радостно улыбнулась сквозь всё ещё блестевшие в её глазах слёзы.

— Это нормально. Врачи сказали, что у нас на удивление здоровый, крепкий малыш. Кстати, ты уж извини, но они предполагают, что Сережка похож на меня…

Кирилл нежно прижал её к себе и, зарывшись лицом в её волосы, уплывая куда-то вдаль от этого простого счастья, прошептал.

— Это такое счастье! Сын и похож на маму… он будет таким же красивым, как ты…

— И таким же целеустремленным, как его папа, — прошептала она, обнимая любимого за шею.

Алина вдыхала запах любимого. Он изменился… Кирилл теперь пах по-другому, только если прислушаться к себе, к своим ощущениям… что-то практически неуловимое, из прошлого, всё-таки было здесь, совсем рядом.

— Кирюш! А я замуж за тебя хочу! — прошептала она ему.

Мужчина невольно улыбнулся.

— Ну, наконец-то! Только ради того, чтобы услышать эти слова, стоило пройти через всё… Конечно, родная… и если тебя не пугает мой внешний вид… и не важна большая свадьба — хоть завтра…

— Хоть завтра! — согласилась она. — Хотя нет! Надо с регистратором и посольством согласовать всю процедуру. Документы твои восстановить… Придётся какое-то время подождать.

— Ничего. Завтра утром я позвоню помощникам и уточню, сколько на это понадобится времени. Всё сделаем! Уж теперь-то я тебя никому не отдам!

— Это я тебя никому не отдам… И потом, кому я, беременный бегемот нужна?

Кирилл засмеялся.

— Наоборот, худенькая ты для беременной женщины. Кушаешь, наверное, плохо…

— Да всё в порядке! Просто раньше в рот ничего не лезло. Теперь будем с тобой вдвоем отъедаться. Сережку раскормим… Доктор ругаться будет. Он и сейчас вес хорошо набирает, как положено.

— Конечно! Мама у нас такая сладкая, — и он снова принялся целовать Алину. — Какое счастье! Ехал к тебе, а тут ещё и сын… Кстати, ты когда узнала о беременности? — спросил он еле-еле оторвавшись от неё.

— Почти сразу, как ты уехал… когда Никита ушёл от Марины, она таблеток наглоталась.

Кирилл скрипнул зубами.

— Всё в порядке. Теперь… А тогда я понеслась в Рим. В больнице с Никитой поругалась. Думала, убью негодяя. А потом поговорила с Мариной, с ним…

И женщина хихикнула.

— А тут Маринкин итальянский доктор попросил у меня разрешения ухаживать за ней… Он мою «стервозинку»- дочку просто боготворит. Замуж через два месяца за него выходит! Представляешь?

— Значит, всё уладилось?

— Уладилось. Вот там, в больнице, мне и стало плохо. Сделали анализы и я узнала, что жду малыша… срок — почти две недели. А я по своей старушечьей наивности всё недомогание после возвращения домой из Москвы списывала на усталость.

— Токсикоз сильно мучил?

— Не-а. Как раз до тех пор, пока не узнала. А потом — как отрезало. Хотя, наверное, просто уже стало не до чего.

Он глянул на неё с болью и сочувствием в глазах и снова принялся лихорадочно целовать. А потом, прижав её лицо к своему плечу, опять уткнулся в волосы, вдыхая такой родной аромат любимой женщины, который он всё это время продолжал помнить…

Кирилл ощущал, как душа его наполняется счастьем, а сердце — любовью! Как же он любит её… столько лет, а как будто только что влюбился. У них ещё будет возможность поговорить, рассказать всё друг другу. Ведь он ещё не рассказал ей, что все 196 дней их разлуки он думал только о ней. Он смог выжить, только вспоминая о её нежности, ласковых руках, запахе, губах… их близости, ставшей для него спасением на чужбине. И не собирался рассказывать, что если бы не эти воспоминания, то просто не выжил бы в том аду, в котором оказался. Благодаря воспоминаниям он выдержал даже, когда его пытали, чтобы выбить из него деньги, убивали и расстреливали после каждого его неудачного побега.