Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем с телефоном взвешиваться полезла? — захихикалаМарина. — Думала, он тебе тяжести придаст?
— Муся, — перебила ее Маня, — ты дистрофан!
Твой вес должен быть больше. Человека, который при росте стошестьдесят четыре сантиметра имеет твой вес, положено госпитализировать, хотя,если судить по этой таблице, шансов на жизнь у тебя нет, смотри.
Я уставилась на Маруськин палец. Аккуратно подпиленныйноготок, украшенный бордовым лаком, уткнулся в таблицу. «Рост — 164 см.Идеальный вес 64 кг. Избыточный — 75 кг. Первая стадия ожирения — 85 кг».
— Читай вслух, — велела Маня.
Я покорно принялась читать текст.
— "Недостаток веса — 60 кг. Первая стадия дистрофии —58 кг. Вторая — 55. Опасность для жизни — 50.
В этом состоянии человек подлежит срочной госпитализации.Советские врачи накопили большой опыт по лечению тяжелой дистрофии. Многиеспасенные жители блокадного Ленинграда благополучно поправили свое здоровье.Однако следует помнить, что при достижении планки в сорок восемь килограммов вчеловеческом организме начинаются необратимые явления и, как правило, такогобольного невозможно спасти. Наша советская медицина творит чудеса, мы знаем случаиисцеления тяжелых дистрофиков, но они все же никогда не смогут статьстопроцентно физически здоровыми людьми и останутся ущербными психически. Дляних характерна быстрая утомляемость, раздражительность, немотивированнаяболтливость, забывчивость, неумение логически обосновать свои рассуждения,неадекватность поведения, маразм и психоз. Абсолютное большинство тяжелыхдистрофиков прячет продукты, делает запасы в неподходящих местах, например, вспальне, и нервно реагирует, если эти «склады» пытаются перенести на кухню илив кладовую".
— О класс! — Ирка подняла вверх палец. — Теперь мне многоеясно стало! Позавчера я нашла у вас под подушкой две шоколадки. Хотела ихубрать, а вы как заорете, завопите, руками замашете: «Не бери мои конфеты, нетрогай, не подходи!»
Я возмутилась до глубины души:
— Что ты несешь? Вовсе не так было!
— Да? А как? — подперла кулаками бока Ирка.
— Я решила вечером почитать детективчик, — неизвестно почемупринялась оправдываться я, — взяла шоколадки, положила их в спальне, пошла зачаем, вхожу с кружкой, а ты лакомство унести хочешь!
— Так под подушкой лежали!
— Нет! Я сверху их положила.
— Я под подушкой шоколад нашла.
— Сверху положила.
— Под подушкой нашла.
Разговор зашел в тупик.
— Да не спорьте вы, — пропела Марина, — лучше взбейтесливки.
— А что ты режешь? — полюбопытствовала я.
— Кукурелло.
— Оно кто? Овощ? Фрукт?
Марина засмеялась.
— Если честно, то я не знаю. В моих записях давным-давнорецепт лежит. Торт из кукурелло. Я даже и не надеялась его сделать, потому чтоглавный ингредиент в глаза никогда не видела. А сегодня идем с Машкой — бац, ввитрине плакат: свежие кукурелло. Ясное дело, купили и в путь. Будем к позднемуужину экспериментальный торт иметь. Ну уж если невкусно получится — необессудьте!
— Мусик, — воскликнула Машка, — у тебя в кармане мобильныйзаходится, неужели не слышишь?
Я вытащила трубку. Действительно, телефон прямо трясется отнегодования.
— Ты мне звонила? — проорала Роза. — Что-то ужасноестряслось?
Очевидно, Яковлева была на вечеринке. До моего уха долеталшум голосов и звуки разухабистой музыки.
— Кстати, знаешь ли…
— Что?
— Известен тебе…
— Ни хрена не слышу!
— Роза!
— Эй, громче!
— Яковлева!
— Дашка, ау!
— Поговорить надо! — завопила я. — Срочно!
— Ой, — испугалась Марина, — сейчас тесто сядет, оногромкого разговора боится.
— Муся, — укоризненно зашептала Машка, — наш тортиспортится.
— Шли бы вы, Дарья Иванна, в гостиную, — вздохнула Ирка, —ничего из-за вас не получится.
Я выбежала в коридор.
— Говори громче! — надрывалась Роза.
— Ты где? — проорала я.
— Ресторан «Купец Иванов» знаешь? — Роза услышала наконецвопрос.
— Если я приеду, сможем поболтать?
— Давай через час! — завизжала Роза, пытаясь перекричатькакофонию.
Я сунула телефон в карман. А мне раньше и не добраться.Шестидесяти минут на дорогу может не хватить, надо поторопиться. Прямо сейчаспобегу к машине, вот только прихвачу ветровку, к вечеру стало прохладно.
Путь к лестнице лежал мимо комнаты Кати. Я притормозила удвери. Постучать, спросить, как дела? Нет, лучше не надо, услышу в ответхамство, расстроюсь, но пальцы уже сами собой скреблись в филенку.
— Катюша? Ты в порядке? Может, чайку попьешь?
Нет ответа.
— Катюша, ау! Это Даша.
Тишина.
— Катечка, хочешь поужинать?
Ни звука, ни шороха.
— Катя, давай притащу еды на подносе.
И снова молчание. Девочка явно не желала иметь со мной дела.
Тяжело вздохнув, я поднялась к себе, схватила ветровку и побежалак «Пежо». Сейчас позвоню в справочную и узнаю, где расположен «Купец Иванов»,очень надеюсь, что сия ресторация находится в центре.
На выезде из поселка меня тормознул Павел.
— Как там Герман поживает? — улыбнулся он.
— Лучше всех, — заверила его я, — спит и ест, вам бы так.
— Оно верно, — вздохнул секьюрити, — жизнь такая, что мышкампозавидуешь. Вы уж извините, Дарья Ивановна, но не мы придумали, начальствораспорядилось, понимаем, что неудобно, но все из-за Левшиных. Слышали опроисшествии?
— Нет.
— Степана Аркадьевича из восемнадцатого коттеджа знаете?