— Ну, как идут сборы? Все готово?

Но тот покачал головой.

— Я не могу бежать, Амаута.

— Что?! — священник в ужасе вскочил. — Как не можешь? Почему?

— Вайра мертв, и у меня снова появилась надежда.

Иштван ошарашенно уставился на юношу, буквально лишившись дара речи.

— Но… Да нет, это невозможно… Мы же договорились…

— Прости, Амаута, — развел руками Маки. — Тутаманта Чулла теперь одна, и ей нужна моя поддержка. Найди кого-нибудь другого для побега.

Он улыбнулся и, виновато вздохнув, вышел. А Иштван без сил повалился на постель. Боль разочарования накрыла его с головой. Господи, он так ждал, так надеялся, и все напрасно!

Слезы сами катились из глаз. Он лежал, уставившись в "стену", сквозь которую пробивался солнечный свет, и ему тошно было даже подумать, что придется остаться в Антаваре. Иштван зарылся с головой в шкуры, служившие ему постелью, и замер. Минуты складывались в часы, а он не двигался, ни о чем не думал, словно жизнь остановилась.

Только к вечеру Иштван немного оправился, и его деятельная натура принялась искать выход. Он и мысли не допускал, чтобы отказаться от побега.

"Ладно, раз Маки передумал, найду кого-нибудь другого".

На следующее утро Сампа Анка с удивлением заметил, что в бороде Иштвана прибавилось седых волос.

* * *

Несколько дней спустя Иштван обедал у Апу Умы. На яркой тканой циновке, расстеленной прямо на полу, стояли желто-коричневые плошки, сосуды, кувшины, украшенные причудливыми узорами. Чего здесь только не было: блюда, полные золотых зерен маиса, жареная в земляной печи кабанятина, тыквенная похлебка с арахисом, какао с листиками ванили и прекрасно утоляющий жажду терпкий напиток мате.

Гость и хозяин восседали на набитых соломой подушках и вели неторопливый разговор, когда чья-то рука откинула полог, и в дом заглянул охранник.

— Чистая Роса хочет тебя видеть, вождь. Что-то случилось.

Апу Ума кивнул, и через мгновение вбежала растрепанная Тутаманта Чулла.

— Он ушел, ушел! — на ходу кричала она. — Его больше нет!

Вождь покосился на гостя и предупреждающе поднял руку. Иштван сообразил, что Апу Ума запрещает девушке говорить что-либо при нем. Но та была столь возбуждена, что не обратила внимания на предостерегающий жест. Она бросилась на пол, опрокинув при этом сосуд из бутылочной тыквы, и прижалась лицом к колену вождя.

— Он ушел, — рыдая, повторяла она, — вслед за теми, другими! Что мне делать?!

— О, Великий, — осторожно начал Иштван, — не думаешь ли ты, что пора посвятить меня в эту тайну? Возможно, я смогу помочь.

— Своим молчанием я лишь оберегаю тебя, Амаута, — возразил тот. — Пока ты ничего не знаешь, ты в безопасности.

— Но я не хочу быть в безопасности, когда вам, моим друзьям, что-то угрожает!

— Твое сердце подобно благородному орлу, брат. Но участие белого в этом деле нас не спасет. Помочь ты не сможешь, лишь подвергнешь себя ненужному риску.

— И все же, пожалуйста, расскажи, — горячо попросил Иштван.

— Боюсь, это будет вне твоего понимания. Ты не умеешь смотреть на жизнь и смерть, как мы.

— Хотя бы попробуй. Если я не пойму, значит, так тому и быть.

Погладив по голове рыдающую Чуллу, вождь вздохнул и сказал:

— Что ж, слушай, мой белый брат. Восемь или девять Солнц назад мои воины подобрали в джунглях странного раненого человека. Они принесли его в город, и здесь нам удалось его выходить. Когда чужак поправился, то рассказал, что он — очень сильный колдун. Он не местный, о, нет. Кожа у него совсем черная, как у некоторых из тех, кто приплыл с тобой. Ты знаешь, я ничего не боюсь, но он страшный, словно проклятье Супая. Колдун этот сказал, что будет приходить иногда в полнолуние и проводить обряды, чтобы нас не захватили злые силы. Мы построили ему дом неподалеку от города, но ходить туда нам нельзя — он окружил свое жилище проклятием, через которое не может безнаказанно пройти ни один смертный. Поначалу все было хорошо — колдун приходил к нам на четвертую луну, проводил ритуал очищения, а мы кормили его богатым ужином и дарили подарки. Но потом он сказал, что видит на некоторых наших людях смерть. Приходя раз за разом, он стал вызывать духа Лоа, который указывал то на одного, то на другого, иногда на девушку, но чаще на юношу, и всякий раз этот человек вскоре умирал, не на охоте или от укуса змеи, а просто так, по тихому зову Супая. И теперь мы теряем вроде бы здорового молодого юношу каждую четвертую луну. С тех пор мы называем этого колдуна Айа Найа — Дух Смерти.

Затаив дыхание, Иштван слушал этот удивительный рассказ.

— Как ты знаешь, мы ухаживаем за всеми захоронениями, — продолжал вождь. — Когда пища, которую мы туда кладем, портится, наши женщины заменяют ее новой. И вот однажды одна из них прибежала в большом волнении, прямо как сейчас Чулла. И сказала, что тело ее мужа исчезло из Стены Духов. Не поверив, я решил взглянуть, и точно — ни трупа, ни оружия, ни драгоценностей, которые мы туда положили. Ничего. С тех пор такое повторяется регулярно — тела наших братьев пропадают неведомо куда. А теперь, как я понимаю, исчез и Хайка Вайра, да, Чулла?

Девушка скорбно кивнула.

— Но разве это не то, о чем говорит ваша религия? — спросил Иштван. — Ведь вы считаете, что после смерти человек перебирается на другое место?

— Не человек, а его душа. Я никогда раньше не слышал, чтобы пропадали тела.

Вернувшись к себе, Иштван погрузился в размышления. Допустим, злобный Айа Найа действительно убивает индейцев, но как и зачем? Впрочем, способы могут быть разные, например, наслать порчу. С какой целью он это делает? И, главное, почему исчезают трупы? Возможно, дух умершего поднимает свое тело и уводит куда-то? Да нет, что за глупость!

В голове Иштвана царила неразбериха. Но он был человеком действия, и потому вскоре расспросил вождя и его сына обо всех подробностях. Оказалось, тела исчезают на третью ночь после похорон.

Когда двумя неделями позже на другом конце селения умер старик, Иштван решил проследить за его могилой.

— Это неразумно, брат, — увещевал его Апу Ума, — и очень опасно. Только Виракоче ведомо, что происходит, когда тело исчезает. Вдруг все живое вокруг гибнет?

— Поверь, Великий Вождь, я узнаю правду, — мрачно ответил Иштван. — Я не хочу, чтобы над нами тяготело непонятное проклятие.

Он сам не знал, что его гонит в джунгли — забота о племени или неуемное любопытство. Выпросив у Апу Умы подзорную трубу и одно из ружей, которые индейцы забрали с судна дона Себастьяна, Иштван через два дня после похорон старика отправился к Стене Духов.

Уже темнело, и он с трудом различал дорогу. Иштван шел вдоль частокола, с другой стороны тропы высились джунгли. В сумерках они казались серой громадой, тянущей руки-ветки к одинокому путнику. Спотыкаясь о торчащие тут и там корни, Иштван добрался до стены, обошел ее — двери всех захоронений выходили на восток — и принялся искать укромное местечко. Полянка с жертвенным камнем была окружена тропическим лесом, к нему-то священник и направился.