Недалеко от этого суждения ушел и Нич, как мы видели, склонный в Цезаре видеть скорее черты разрушителя. Он думает, что Галльская война внесла в деятельность Цезаря оздоровляющее начало. «Здесь впервые при встрече с простыми варварскими отношениями, сказалась сила его гения; лишь когда он приступил к разрешению целого ряда колоссальных военных задач, стали развиваться высокие стороны его характера, его сила и энергия».

В сравнении с Моммзеном и Ничем, поднимающими колониальную войну на степень благодетельной этической катастрофы общества, которая перерождает вместе с тем и его величайшего представителя, суждение новейшего историка, Ферреро, гораздо более реалистично.

Прежде всего, Ферреро напоминает, что Цезарь, развертывая широкие предприятия в Галлии, за Рейном и за морем в Британии, вовсе не ушел от мелочной и низменной интриганской борьбы, которая происходила в столице. Напротив, он стал доставлять новые богатые средства политическому подкупу и политическому скандалу, он получил возможность организовать их в неслыханных до того времени размерах. Из награбленного в Галлии золота давались ссуды задолжавшим сенаторам, сыпались подарки господам и клиентам, даже рабам, которые имели влияние на своих патронов. Светоний не скрывает от нас нисколько, каков был круг людей, теснившихся к щедрым подачкам колониального императора: все, кто находился под судом, кто запутался в долгах, промотавшаяся молодежь и т. п., если только преступления и долги не превосходили всякие меры, все подобные элементы находили в Цезаре лучшую защиту и покровительство; а тем, кому помочь было невозможно, он говорил открыто: «Вам нужна гражданская война». Из тех же неисчерпаемых запасов храмовых и других сокровищ Галлии Цезарь угощал римский народ и забавлял его играми, расширяя все больше и больше количество праздничных дней, возводил крупные общественные постройки в Риме и других городах, открывал крупные гладиаторские школы, закупал виллы, дворцы, поместья в разных частях Италии, нанимал отряды дружинников, которыми так искусно управлял Клодий; из Галлии направлялась массой живая добыча, рабы, которых Цезарь рассылал по провинциям и дарил тысячами вассальным царькам восточных областей. Кругом наживались его подчиненные генералы, пользуясь предоставленным им простором: как пример, интересно, что Лабиен выстроил в Пицене целый город на свои средства. Таким образом, Цезарь стоит во главе и в центре грандиозной аферы римского грюндерства, торговли должностями, проституирования республиканских учреждений.

Никакой высокой миссии не выполнял он и в самой Галлии. Мотивом завоевания вовсе не служила мысль об открытии спасительного выхода для избыточного населения Италии или об отстранении опасности, грозившей культуре. Война внушена обычными соображениями колониального завоевателя: расчетом на громадную добычу и на возможность привлечения свободных военных сил покоряемой народности, пропадающих даром вследствие ее раздробленности, желанием образовать независимую провинциальную державу вне стеснительного контроля конституционных органов метрополии. И война ведется со всею беспощадностью, холодной жестокостью, цинизмом конквистадора, с высоты своей культурности презирающего варваров. В отношении к ним нет ни закона, ни гуманности, есть только право сильного, только устрашительные экзекуции. Галлы, в глазах Цезаря, – не нация, не культура, а только сырой материал для организаций, придуманных пришельцами высшей породы, и всякая попытка неповиновения с их стороны подавляется в потоках крови. На глазах легионов он велит избить розгами до смерти Гутуатра, вождя карнутов; всем, кто взят в плен при капитуляции Укселлодуна, отрубают руки. Для галлов и для германцев не существует международного права. Племена узипетов и тенктеров переходят Рейн и просят у римлян места для поселения; Цезарь затягивает с ними переговоры, приглашает вождей в свой лагерь и в то время как лишенная предводительства масса доверчиво дожидается решения, бросает на них своих солдат и производит жестокую бойню. Случай этот настолько превзошел обычные проявления жестокого военного права римлян, что в сенате было высказано резкое осуждение главнокомандующему Галльской войны, а главный оратор оппозиции Катон предложил выдать Цезаря оскорбленным германцам.

В частности, Галльская война характеризуется еще одним явлением. Едва ли когда-нибудь захват людей и работорговля доходили до таких широких и беспощадных размеров. Отправляя пленников массами в метрополию и к союзным князьям, Цезарь старался оставить себе наиболее пригодные элементы. Светоний, не упускающий реалистических моментов для характеристики первого римского монарха, сообщает нам, что наряду с дорогими вещами, до которых так жаден был Цезарь, жемчугами, самоцветами, камнями, художественной мебелью и т. п., он особенно ценил красивых и хорошо воспитанных рабов; за них он готов был платить сколько угодно, но потом так стыдился этих неумеренных денежных выдач, что запрещал вписывать их в расчетные книги. Устройство больших блестящих игр в Риме всегда входило в политику Цезаря; гладиаторские бои по преимуществу развивались по его инициативе, и он держал, между прочим, большую школу гладиаторов в Капуе. Ферреро считает весьма правдоподобным, что капуанские гладиаторы Цезаря набирались из галльских пленников. Вообще, благодаря Северной войне Цезарь сделался одним из крупнейших рабовладельцев Италии; его можно считать также организатором самых утонченных форм эксплуатации рабского труда и дисциплинирования невольничьих масс. Светоний приводит случаи необычайной строгости и мелочной требовательности Цезаря, как он приказал заковать раба, подавшего за столом не тот хлеб, и казнить вольноотпущенного за связь с дамой всаднического звания. Подобные черты обличают в Цезаре чисто римского хозяина самой глухой поры массового рабовладения, в этих вопросах совершено чуждого какого-либо налета греческой гуманной культуры.

Отметив все подобные факты, Ферреро несколько неожиданно отдает дань прежней манере характеристики Цезаря. Покоритель Галлии все-таки, в его глазах, «фатальный человек» европейской истории, бессознательное орудие, которым судьба воспользовалась для великого дела. Завоевание Галлии и разрушение старинной ее аристократии было таким же благодетельным делом, как и уничтожение старинных учреждений Италии, потому что лишь этот страшный опустошительный поток смыл преграды для установления великого единства империи. Цезарь довершил гибель старого кельтического мира, который загораживал греко-латинской культуре дорогу на Европейский континент, где она черпнула сил для чудесного возрождения. Заговорами своей молодости и гражданской войной он ускорил падение старых римских учреждений, которое затянулось на целое столетие и наполнило безурядицей Италию и страны империи. Но эта общая формула висит случайным придатком в яркой картине, набросанной Ферреро, и кажется чем-то вроде старого школьного воспоминания.

Реалистическая оценка завоеваний Галлии, конечно, расходится с рассказом о тех же событиях самого Цезаря, изложенным в автобиографических «Комментариях о Галльской войне». Но было бы очень опрометчиво принимать эту книгу за объективный источник и считать ее простоту и деловитость за искренность, свойственную гениальному воину-пионеру культуры. Написанные в 51 году, в момент усиления оппозиции цезарианской политики, Комментарии представляют очень тенденциозный оправдательный документ. С помощью искусного размещения цифр, иногда весьма малодостоверных, завоевание Галлии изображено в виде борьбы кучки римлян с несметными полчищами варваров, тогда как в действительности Цезарь располагал очень крупными силами и никогда не имел перед собою противника в перевешивающем количестве. Неудачи по возможности скрыты или сглажены, успехи преувеличены. Автор упоминает о сокровищах при галльских храмах, но об их разграблении, конечно, умалчивает. Завоевание Галлии представлено результатом необходимости: галлы вынуждают Цезаря своими вызывающими поступками к враждебным действиям; их автономные стремления изображены в виде проявлений неблагодарности и возмущений против благодетельного режима римлян.