Другим союзником триумвиров были ветераны Помпея. Когда набирали солдат в походы 60-х годов, им едва ли могли пообещать земельные наделы вроде тех, которые получили сулланцы. У всех еще в памяти была сулланская экспроприация, и насколько раздражало италийских землевладельцев всякое упоминание о вторжении этого элемента, показывает то обстоятельство, что Цицерон сделал из снисхождения Рулла к сулланцам чуть ли не главный пункт нападения на его аграрный законопроект. Ввиду этого солдаты Помпея были менее притязательны при своем возвращении, чем сулланцы за 20 лет до них. Но, с другой стороны, император не мог оставить своих военных товарищей без надела, без страхования их старости. Помпей надеялся получить земельные раздачи для своих солдат конституционным путем, с согласия сената. Но его соперники и завистники в сенате, только что избавившиеся от страха его военной диктатуры, никоим образом не могли допустить, чтобы он сохранил около себя хорошо устроенную, преданную ему гвардию. Поэтому проекты трибунов Флавия и Плотия, имевшие в виду помпеевских солдат, не достигли успеха. При заключении уговора между тремя династиями в 60 г. Цезарь, по всей вероятности, обещал провести наделы для азиатских ветеранов Помпея. В свое консульство он выступил с аграрными проектами.

К сожалению, сведения об этих проектах крайне неясны, и особенно у Диона Кассия, писавшего в поздний период императорского самодержавия, затуманены цезарефильской тенденцией. Все было хорошо в предложениях Цезаря: предполагаемые наделы не стоили бы государственной казне никаких новых трат, наделение безземельных должно было положить конец анархии и вечным беспорядкам, обезлюдевшая Италия опять бы заселилась. В виду этого никто из консерваторов по существу не мог ничего возразить против нового аграрного закона, тем более, что он нисколько не задевал интересов аристократии; лишь втайне сенат боялся громадной популярности, которую приобретет Цезарь у народа этим законом. В суждениях Диона Кассия есть одна черта, более всего обличающая писателя и сановника самой глухой поры самодержавного порядка; это – мысль, что очень полезно городских революционеров присадить к полевой работе и что будто бы Цезарь руководился полицейским соображением и желал удалить беспокойные элементы города в деревню. По-видимому, подобные высылки городских бродяг практиковались позднейшими римскими префектами (градоначальниками), и отсюда Дион Кассий заимствовал свое общее объяснение, столь далекое от реальных условий конца республики, когда на землю было так много настоящих претендентов среди сельского населения Италии. Что же касается Цезаря, то он менее всего мог думать об удалении из города беспокойной бедноты, если бы даже перевод ее в деревню имел какой-нибудь практический смысл: ведь это была самая драгоценная опора его противосенатской политики.

Сквозь странную оценку Диона Кассия все-таки можно различить основные линии аграрных проектов Цезаря: раздача остатков agri publici в Италии, а именно наделение (до 20 000 колонистов по Аппиану) из Кампанского поля; приобретение территории для прочих наделов путем покупки частновладельческих земель, применение с этою целью новых финансовых средств, добытых недавней Восточной войной. Все это – черты, хорошо нам знакомые по законопроекту Сервилия Рулла. Демократия выработала в 60-х годах необыкновенно отчетливую программу; Цезарю оставалось воспроизвести ее в точности. Только одну лишнюю против Рулла подробность передает нам Аппиан: по закону Цезаря предполагалось давать при наделах преимущество отцам троих детей. Впрочем, и эта деталь могла быть в прежних проектах демократии: по речи Цицерона видно, что закон, предложенный Руллом, был очень обстоятелен, а с другой стороны, передача Цицерона была весьма неполна и односторонняя и наверно опускала много подробностей.

В принципе, будучи повторением рулловского проекта, закон Цезаря, без сомнения, имел более специальное назначение. Демократия 60-х годов предполагала широкое наделение в Италии и провинциях собственно крестьянских элементов; сулланские ветераны имелись в виду не в качестве колонистов, а в качестве продавцов земли. Помпеевских солдат тогда совсем не хотели принимать во внимание, напротив, наделы, должны были носить антипомпеянский характер. Демократический проект направлен был к осуществлению полной противоположности той военно-ленной системе, которая начинается с Суллы. Наоборот, проект Цезаря был возвращением к военным наделам: первое место в числе колонистов хотели предоставить бывшим солдатам азиатской войны. Это было осуществлением тех требований, которые поставил Помпей сенату при своем возвращении; Цезарь исполнял одно из главных условий уговора триумвиров 60 года.

В виду этого консульство Цезаря и нельзя считать за какой-либо успех демократии, хотя бы даже кратковременный. Один из претендентов, представитель династической политики, искусно пользуется готовой демократической программой и проводит при ее помощи военные наделы в интересах своего ближайшего союзника. Ничего не выиграла и политическая жизнь в Риме. О привлечении италиков в народное собрание, о регулировании участия в трибах граждан, живущих в отдаленных муниципиях, мы ничего не слышим, а только такие меры и могли бы создать опору для демократии, вернуть ее к положению, которое она занимала в середине 80-х годов. Напротив, комиции в консульство Цезаря носят по преимуществу односторонний столичный характер. Консул обходится без сената, потому что встретил в нем консервативную оппозицию; но устраняя вовсе парламентарный ход суждений, он сокращает этим дебаты и в народном собрании, сводя последнее на машинальные плебисциты. Республиканская политика продолжает замирать; после консульства Цезаря демократия не поднялась выше уровня, на который свел ее разгром 63 г.: она скорее существует в виде литературной традиции, но не живой силы.

Но претендент добился своего: передал ему важное командование на сравнительно большой срок в 5 лет; он получил довольно крупное войско (5 легионов) и не малое число подчиненных начальников (10 пропреторов) в свое распоряжение. Цезарь выводил себя надолго из партийных отношений и счетов в Риме. Но у него в Риме оставался союзник, которому он оказал большие услуги и который гарантировал ему обладание северной провинцией и связанные с ней предприятиями.

Историки всегда считали покорение Галлии важным моментом в образовании империи и нового политического строя, но расходились в оценке этого крупнейшего колониального завоевания. Моммзен изображает нам, как Цезарь, которому опротивели мелкие политические дрязги вконец развращенной столицы, едет в 58 г. на север, чтобы отдаться, наконец, истинной серьезной работе. Не следует думать, говорит он, что «галльская война была только местом военных упражнений, где Цезарь готовил себя и свои легионы к предстоящей гражданской войне: такая мысль была бы больше, чем ошибкой, она составляет кощунство против мощно веющего в истории святого духа». Цезарь выполнил великую спасительную цель своими галльскими походами. С севера непрерывно грозило германское нашествие: спокойствие Рима и Италии можно было обеспечить только поставивши в Галлии плотину этому страшному потоку. Но заслуга Цезаря еще выше. Италия стала тесна для ее граждан, и от того разрушалось государство и общество; Цезаря вела за Альпы гениальная идея, грандиозная надежда: эта идея состояла в том, чтобы «приобрести своим согражданам новую безграничную родину и во второй раз возродить государство, поставить его на великую широкую основу».