Как видно, на законодательном уровне впервые был поднят вопрос о пересмотре Договора об образовании СССР 1922 г. Кроме того, Эстонская ССР провозглашала суверенитет, но всё же пока ещё оставалась в составе СССР. При этом провозглашенный республикой «суверенитет» кардинально отличался от «суверенитета», признаваемого за союзной республикой действовавшей Конституцией СССР.

О проблемах соотношения суверенитета Союза ССР и союзных республик написано немало научной литературы. Главный вывод, который можно сделать в данном вопросе, – это различный подход к решению проблемы, который дается в двух «сталинских» Конституциях СССР – 1924 и 1936 гг., – с одной стороны, и в Конституции СССР 1977 г. – с другой. Первые две общесоюзные конституции предусматривали положение об ограниченном суверенитете союзных республик – он ограничен пределами компетенции Союза ССР (ст. 3 Конституции СССР 1924 г. и ст. 15 Конституции СССР 1936 г.). Данные положения базировались на сталинском постулате «потенциального суверенитета» союзных республик, – говоря о независимости последних, И. В. Сталин утверждал: «Элементы независимости остаются, безусловно, за каждой республикой, ибо каждая республика имеет право одностороннего выхода из состава Союза. Вот где элементы независимости, вот максимум независимости в потенции, который у каждой из республик, входящих в Союз, остается и который она может всегда осуществить»[607]. Принципиально по-другому говорил о суверенитете союзных республик последний общесоюзный Основной закон. Как известно, Конституция СССР 1977 г. предусматривала, что союзная республика является «суверенным советским социалистическим государством» (ст. 76), которое, помимо прочего, «имеет право вступать в отношения с иностранными государствами, заключать с ними договоры и обмениваться дипломатическими и консульскими представителями, участвовать в деятельности международных организаций» (ст. 80). Из норм Конституции видно, что суверенитет союзных республик прямо не ограничивается и, более того, подчеркивается дважды: во-первых, прямым указанием, что республики суверенны; во-вторых, указанием на то, что республики являются государствами, а стержневым признаком государства, как известно, является суверенитет[608]. Причем Конституция устанавливала, что «суверенные права союзных республик охраняются Союзом ССР». В научной литературе справедливо отмечалось, что «только в результате объединения республик в одно федеративное государство… возможно сохранение суверенитета этих республик, а следовательно, и сочетание его с суверенитетом СССР»[609].

Таким образом, суверенитет, независимость не появляются автоматически при географически отдельном существовании образования, именуемого государством и формально имеющего внешние атрибуты государственности. Подлинная независимость проявляется в действиях государства.

Как представляется, ярким примером этого являются все три прибалтийские республики. Именно в составе СССР они обрели подлинный суверенитет: развивалась их культура, национальное самосознание, сохранилась территориальная целостность в годы Великой Отечественной войны, был достигнут такой высокий экономический уровень и такое качество жизни, которые позволили советским гражданам называть Прибалтику «нашей заграницей». Возможно ли было, чтобы какое-либо государство, включая США, поставило какой-нибудь ультиматум, например, советской Литве? Нет, невозможно. Зато абсолютно иная ситуация сложилась в Прибалтике позднее, после разрушения СССР. Обладая формальными атрибутами и признаками государства, на деле три республики независимыми не являются: в странах воцарились нищета, развал экономики, деградация и вырождение культуры, а внешняя и внутренняя политика характерны для колониального «государства».

Поэтому в составе Советского Союза Эстонская ССР была суверенной. Однако провозглашенный Декларацией ЭССР суверенитет Эстонии закладывал основу для установления верховенства республиканской власти над союзной властью, то есть был начат процесс выхода республики из федеративных связей, а значит, и из государства. Позднее в некоторых аналогичных декларациях, которые были приняты союзными республиками, появилось даже положение о том, что акты союзных органов власти приобретают юридическую силу для союзной республики лишь только после их ратификации (утверждения) соответствующими компетентными органами республики[610]. Используемый термин «ратификация» свидетельствует о том, что Союз ССР рассматривался уже не как союзное государство, а как союз государств, как конфедерация.

Каковы же причины принятия данных актов Эстонской ССР?

Один из их инициаторов – первый секретарь Тартуского горкома КП Эстонии Тын Лаак, – выступая на заседании Верховного Совета ЭССР, на котором обсуждались проекты данных актов, так обосновывал целесообразность их принятия: «Внесением соответствующих изменений и дополнений в Конституцию Эстонской ССР мы опровергаем утверждение о том, что, мол, вообще не существует юридического механизма, который смог бы воспрепятствовать содержащейся в дополнениях и поправках к Конституции СССР идеологии, умаляющей суверенитет союзной республики. Те, кто отрицает возможность внесения изменений и дополнений в Конституцию Эстонской ССР, ставят нас перед объективным выбором: или согласиться с предложенным высшими органами путем т. н. демократического голосования, при котором мы на вершине очередного триумфа демократии – сессии Верховного Совета СССР – вновь окажемся в меньшинстве, или выход из состава СССР, который некоторые юридически образованные, но политически наивные деятели пытаются предложить на полном серьезе. Считаю, что депутат, имеющий чувство ответственности, ответит “нет” на обе крайности. “Нет” – как практически сидящему сложа руки негативизму, так и политически чрезмерно опасному экстремизму. Остается решить, как создать конституционные гарантии политической стабильности, суверенитета Эстонской ССР (выделено мной. – Д. Л.). Исходя именно из такой логики мы… внесли предложение изменить Конституцию Эстонской ССР таким образом, чтобы она обеспечивала действие на территории Эстонской ССР законов СССР, в том числе и поправки к Конституции, только после их одобрения Верховным Советом Эстонской ССР»[611].