Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А потом мы пойдем в полицию и заявим на этого гада?
– В полицию? Ты с ума сошла? Зачем ты хочешь идти в полицию? Разве недостаточно вырваться отсюда?
– Он должен ответить за то, как обращается с персоналом.
– До него мы никогда не доберемся, София. Получится, что мы выступаем против всего персонала. Они скажут, что он – самый симпатичный руководитель на свете. Они его дико боятся. Если им хочется выбраться на волю, пусть бегут сами.
София подумала о тех, кому ни за что не выдержать побег. О Моне с Эльвирой. О Симоне, который по-прежнему пребывал на «Покаянии». О верном Буссе, которому так промыли мозги, что он не понимает, что здесь что-то не так. У нее вдруг возникло ощущение, что она их предает. Задумалась, не накажет ли Освальд весь персонал, если они с Беньямином сбегут. Новыми камерами, правилами и запретами…
– Есть другой способ, – сказала она. – Когда вырвемся отсюда, мы сможем написать об этом в блоге.
Беньямин медленно покачал головой, но ничего не возразил.
– Сложим вещи сегодня? – спросила она.
– Нет, это тоже слишком рискованно. Соберемся завтра вечером.
– Я не смогу уснуть.
– Нет, ты должна. Завтра ночью придется быстро бежать. Посчитай овец, глубоко подыши или что ты там обычно делаешь, но поспать тебе необходимо.
Не прошло и двух минут, как Беньямин уже спал рядом с ней. «Видимо, у него в мозгу отсутствует та часть, которая отвечает за беспокойные ощущения», – подумала София. Сама она долго лежала и размышляла, пытаясь вытеснить все разрозненные мысли. Когда же наконец уснула, спала она беспокойно, и ей все время что-то снилось.
Посреди ночи София проснулась от того, что Беньямин сел в постели и посмотрел на свой пейджер. Когда она спросила, в чем дело, он только что-то пробормотал, отложил пейджер и снова заснул.
Когда она проснулась в следующий раз, Беньямин уже ушел. «Он ведь мог сбежать один, – подумала она, и ее бросило в жар. – Просто скрыться на материке. Все равно он поможет мне перелезть через заграждение».
Когда София встала с постели, в животе у нее плясали бабочки и по коже бежали мурашки. Она задумалась, как ей продержаться день, чтобы Освальд ничего не заметил. Решила побегать по поместью. Сказать ему, мол, нужно удостовериться, что все работают над его проектами в преддверии весны. Она так нервничала, что начала сомневаться в задуманном; ей лишь хотелось положить конец страданию и непокою. Подумалось, что, пожалуй, лучше немного подождать, свыкнуться с мыслью о побеге. Возможно, существуют другие способы покинуть это место. Возникла навязчивая идея броситься со второго этажа, чтобы ее пришлось отправить в больницу и сбежать оттуда. Она принялась всерьез взвешивать такую возможность, но все-таки вырвала себя из этих мыслей и решила, что вместе с Беньямином все получится хорошо. Сжав зубы, София сосредоточилась на утренних процедурах: приняла душ, оделась и постаралась настроиться на позитив.
Все будет хорошо. Мы справимся.
Еще один день, единственный день, и все останется позади.
Ощущение, что все идет как-то не так, возникло, когда она поднималась по лестнице в офис. Ничего конкретного, просто неприятное предчувствие. Затем появился импульс развернуться и спуститься обратно. Но София решила, что это наверняка связано с Освальдом, что с такой огромной тайной в душе она не отважится встретиться с ним взглядом. «Он не умеет читать мои мысли, – подумала она. – Только язык жестов. Надо просто выглядеть веселой и беззаботной. Или, возможно, слегка недовольной. Тогда он точно ничего не поймет».
Когда она открыла дверь офиса, Освальд сидел за письменным столом.
Справа от него стояли Буссе и его приспешники.
А слева от него – Беньямин с глуповатой улыбкой на губах.
* * *
От маленького пляжа озеро тянется примерно на полкилометра.
Чтобы добраться сюда, мы долго ехали.
Надеюсь, она меня не разочарует. Она стоит на мостках в страшненьком купальнике. Уже дрожит, поскольку сейчас весна и холодно.
Мы здесь одни. Не видно ни души.
Я почему-то перестал на нее злиться.
Она теперь моя ученица.
Примерно в ста метрах от мостков находится маленький островок. Холмик с одиноким, истерзанным ветрами кипарисом.
– Видишь этот островок? – спрашиваю я, показывая в его сторону. – Ты должна доплыть туда под водой. Если вынырнешь, чтобы набрать воздуха, я увижу. Тогда тебе придется плыть снова.
– Я не смогу!
Эти слова прямо-таки вылетели у нее изо рта. Я вижу, что она сразу о них пожалела.
– Ну, тогда сегодня ты умрешь здесь. Под водой.
– Что?!
– Я просто пошутил. Ты справишься. Прыгай!
Я сажусь на мостки и макаю пальцы в воду. Она дико холодная.
Однако Сара с плеском прыгает и скрывается под водой.
Это пойдет ей на пользу.
Я понимаю, что ей ни за что не справиться. Это – часть испытания.
Маленькая головка появляется над водой. Опять и опять.
Островка ей не достичь.
Я начинаю смеяться, поскольку она выглядит, как скачущая в воде утка.
– Давай сюда!
Сара послушно подплывает к мосткам. Лицо у нее совершенно белое, губы уже слегка посинели.
Я стягиваю штаны и снимаю часы.
Кладу их на мостках маленькой кучкой.
Опускаюсь в холодную воду, достигающую мне до края трусов.
Внезапно хватаю ее за волосы так, что она теряет равновесие, и утаскиваю ее под воду, поворачивая на спину.
Ее лицо приобретает растерянное и испуганное выражение. В прозрачной воде отчетливо видны глаза.
Я кладу одну руку на туловище и крепко держу за волосы второй, а она плещется и отбивается.
Пузыри от ее рта поднимаются к поверхности воды, как маленькие шарики.
Потом она улавливает правила игры. Расслабляется и лежит совершенно неподвижно.
Вытаращенные глаза наводят на мысль о покойнике. Я держу ее под водой и жду. Долго.
Жду, пока не вижу в ее взгляде панику, и вытаскиваю ее на поверхность прямо перед роковым вдохом.
Она тяжело дышит и отплевывается, кашляет и шипит.
Уже и без того мокрые глаза заливают слезы. Я просто стою и смотрю на нее, пока она не приходит в себя.
– Теперь я понимаю, – говорит она под конец. – Надо тянуть до последнего.