— Грозный повелитель небес и земли, владыка Ньона, его повелительство Грэхард IV! — объявил его распорядитель. — С супругой, её светлостью Эснарией, солнечной госпожой из рода Кьеринов!

Ещё и с переговоров не прогнал. Эсна, конечно, не лезла на рожон и мудро помалкивала, но сам факт её присутствия на этом мероприятии несказанно её радовал.

Так радовал, что, естественно, она сияла той самой солнечной улыбкой, ради которой Грэхард всё это и затевал.

Интермедия

Если уж Ирэни бралась за то, чтобы плакать, делала она это ярко и с самозабвением — как, впрочем, и всё, за что бралась.

Старший князь Треймер стоически терпел и пытался изображать лицом некоторое сочувствие, пока она висла на его плече и рыдала.

Сцены такого рода повторялись между ними с завидной регулярностью, и были неприятной неизбежностью для всякого, кто имел дело с Ирэни.

— Опять ты уходишь! — плакала она, высказывая старый и привычный упрёк.

— Но я должен уйти, ветерок, — терпеливо и с нежностью в голосе напомнил князь.

Эта привычная нежность немного успокаивала её; она чувствовала, что любима, и трагедия неизбежного расставания начинала казаться ей всего лишь временной неприятностью.

То, что эта временная неприятность длилась уже пять лет, она забывала.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — жаловалась она.

— Но что я сделаю, ветерок? — с благородной грустью в голосе гладил её по волосам князь. — Ты замужем, а я женат.

Ирэни горестно вздыхала.

Сделать, на самом деле, можно было многое. Но старший князь Треймер отличался большой расчётливостью и устроил свою жизнь наиудобнейшим для себя образом. Тихая и рассудительная Ульма прекрасно справлялась с обязанностями княгини и помогала ему в устроении дел, а яркая и эмоциональная Ирэни вполне восполняла недостаток чувственных удовольствий в постели. Жизнь князя была более чем гармоничной. С Ульмой можно было по душам поговорить, с Ирэни — от души почувствовать.

Небольшим, но терпимым недостатком такого положения были сцены сродни сегодняшней, но князь знал, чем отвлечь порывистую любовницу.

— Поговаривают, владыка хочет расправиться с ньонскими пиратами, — приподнял он её за подбородок и улыбнулся.

Она мгновенно оживилась.

— Ах! — засмеялась она. — Вот бы он пристроил к этому делу моего милого мужа!

— Устроим! — со смехом поцеловал её Треймер.

По негласному договору Грэхард и Эсна сделали вид, что никакой ссоры между ними и не было.

Эсна решила сделать так, потому что её более чем устраивал результат. Супруг снова повернулся к ней своей приятной и ласковой стороной, и она предпочла сделать вид, что той, некрасивой стороны, вовсе не существовало, и она ей просто примерещилась. Гораздо приятнее оказалось думать именно так.

Что касается Грэхарда, то выяснение отношений никогда не было его сильной стороной. Кроме того, он в целом не рассматривал вариант, что жена по каким-то причинам может не хотеть с ним примириться или может иметь какие-то претензии. Помилуйте! Он мало того, что муж и господин, так ещё и владыка Ньона!

У обеих позиций были свои недостатки, но здесь и сейчас они оставались незаметными.

Хотя Грэхард не хотел вспоминать о самой ссоре и выяснять причины обид Эсны, он, тем не менее, глубоко задумался о том, что происходило с ним самим. По характеру он был склонен к некоторой рефлексии, и привык отмечать все странности в своём поведении. Правда, рефлексия его была обычно однобокой, пристрастной и поверхностной, но и того хватало, чтобы отметить какие-то странности в собственных реакциях.

Происходящее с ним сейчас его тревожило. Ему не нравилось, что сперва он шёл на бесчисленные уступки Эсне, совершенно позабыв про свои принципы и желания. Было принятое решение — разорвать отношения с женой вообще — ему теперь тоже не нравилось. Он видел в этом побег от проблемы, и хмурился тем больше, чем больше об этом размышлял.

Но самое глухое его недовольство вызывало примирение и его последующее поведение.

Проспать совет! Наговорить несусветной влюблённой чепухи! Рискуя своим международным престижем, провернуть эту авантюру с анжельскими купцами!

Грэхард был в высшей степени недоволен самим собой, и это недовольство отчётливо выражалось на его лице, что изрядно пугало Эсну: местом для своих размышлений владыка недальновидно избрал супружеское ложе.

Смотреть, как он катает желваки по лицу и хмурится всё сильнее, было страшновато, и Эсна старалась вести себя тихо, как мышка, и вообще делать вид, что её не существует.

Наконец, вынырнув из своих размышлений, Грэхард обратил на супругу тяжёлый взгляд и похоронным тоном уточнил:

— Я сегодня обещал тебе завоевать всю Анджелию, да?

Эсна нерешительно кивнула, опасаясь, что он всерьёз вернётся к этой безумной идее.

Но он только возвёл глаза вверх, тяжело и муторно вздохнул и признался в очевидном:

— Я бы не смог завоевать всю Анджелию.

Почему-то это вполне логичное и очевидное признание произвело на Эсну самое благоприятное впечатление. Возможно, потому что это было обычным хорошим человеческим качеством — признавать, что на эмоциях сморозил чушь. А Грэхард не баловал её проявлением обычных хороших человеческих качеств, так что обнаружить нечто подобное в нём оказывалось весьма приятно.

— Мне не нужна ни вся Анджелия, ни даже её часть, — с ласковой улыбкой перебралась она поближе к нему и принялась пальчиками нежно гладить его бороду. — Просто будь со мной почаще, — робко просияла она глазами в самую его душу.

С совершенно счастливым вздохом он прижал её к себе и зарылся лицом в её волосы.

— Я с ума схожу, солнечная, — глухо признался он. — Я не понимаю, что ты со мной делаешь!

— Но я ничего не делаю! — возмущённо высвободилась Эсна, которая почему-то увидела в последней фразе упрёк.

Он вздохнул и притянул её обратно. Дальнейшую его точку зрения доходчиво донесли до неё поцелуи.

...если Грэхард оценивал свою авантюру с приёмом анжельских купцов на каравелле как кошмар, порождённый искажениями его влюблённого разума, то у других обитателей дворца нашлось иное мнение по этому вопросу.

— Браво, дорогая! — за завтраком поздравила Эсну княгиня. — Это был большой шаг к великим делам!

Эсна мучительно зарделась. Ей казалось, что она не сделала ничего такого — просто постояла красивой фигурой рядом с мужем, любезно поулыбалась, однажды продекламировала наизусть анжельского поэта и три раза обсудила погоду.

Княгиня же сияла так, будто невестку, по меньшей степени, короновали.

Остальные дамы были взволнованы не меньше.