Ответил неожиданно Глеб:

– Дядя Эдуард будет говорить через меня. Я его слышу. Он си… се… сувайвор, вот! Он шел со своим отрядом в Топь в иск… в икс… в экспедицию. На них напала разумная аномалия. Он спасал своих друзей и вышел из тела, чтобы затащить аномалию, как он говорит, «в глубокий ментал». Это мир разума, да, дядя Эдуард? Ага. Вот. А тело его пропало.

– Ничего себе новости сельской жизни! – «Стрельцов» аж головой покачал. – Не думал, что меня в этой жизни еще что-то способно удивить.

– Так ви будете слухати, що я бачив? – напомнил о себе Гецко.

«Михаил» бросил на него мрачный взгляд.

– Давай уже, жги, Нострадамус. Предвижу «хорошие» новости.

– Значить, так, призрак, твои друзи разом з батьком цього хлопчика йдуть пидривати Обломок становими бомбами. Але им зараз погано: на них напали летючи твари и якийсь шибко могутный Измененный. Силы у тому типи немиряно, боюся, вони не сдюжат. Обломок тимчасово нихто не защищае. Зараз бы йому самий час вломить. Що робити будемо?

На глазах Глеба выступили слезы:

– Надо помочь моему папе! Не дать чудовищам его убить!

«Стрельцов» нахмурился:

– Ладно, я пошел. У меня сверхскорость и еще кое-какие козыри имеются. Авось справимся. А вы тут держитесь и постарайтесь никуда не лезть.

– Постойте, я… – начала было Рита, но «Михаил» уже размазался в воздухе и исчез, войдя в сверхскоростной режим.

– Дядя Эдуард, ты куда? – растерянно закричал Глеб, но ответа, по-видимому, не получил.

А мгновением позже их атаковали. Всех троих сжала стальной хваткой чужая могучая воля, практически парализовала, не позволяя шевельнуться. В глазах Риты плескались изумление и страх, смятенным выглядел и Степан, а в охваченном ужасом сознании Глеба колотилась лишь одна мысль из одного-единственного слова:

«Зовущий!»

Таганайская Зона. Окрестности горы Круглица

Конечно, глупо было мне надеяться на везение. Везение сталкера Художника осталось в далеком прошлом, а с тех пор как я попытался завязать, мне, наоборот, катастрофически не прет. Впрочем, тут я не только на везение рассчитывал, а еще и на то, что орда тварей, порожденных Зоной, ушла крушить Периметр, а это чертовски далеко от Источника. Но в плане моем совершенно не учитывался невероятно могучий светловолосый Измененный, способный помериться силами с самим приснопамятным безумным Лесногорским Сеятелем. И сейчас он, как снег на голову посреди лета, выпал из пространственной аномалии, да еще с целой ордой крылатых гомункулов. Причем сделал все это чрезвычайно не вовремя: мы не успели пройти и половины пути до Источника, хотя и было того пути всего ничего. И вот мы прижаты на открытой всем ветрам равнине между Откликным гребнем и горой Круглица, нас еле-еле защищает силовое поле Павла, и наша сувайворская четверная интеграция, ментальный барьер которой этот зверюга Измененный пока не может проломить, несмотря на всю свою мощь. Вот только и мы с ним ни черта поделать не можем, и ситуация только с виду кажется патовой, потому что крылатые гомункулы плюют непрерывно, а щит Павла скоро сдохнет, а следом за ним и мы все.

Обидно, однако! Ведь был шанс, был! И что теперь? Все потерять на финишной прямой, в каких-то двух сотнях метров до цели? Да, у нас есть две бомбы и теоретически можно ухитриться взорвать одну здесь и не погибнуть самим. Не знаю, как этого монстра-Измененного, а его тварей мы точно уконтрим, но, блин, одной оставшейся бомбы на Источник мало. Так что даже при самом удачном раскладе все будет зря. При неудачном мы все умрем. Хороший выбор, правда? Но делать-то что? Я выбираю жизнь, а значит – бомбу. И уже скриплю мозгами на предмет, как бы ее половчее взорвать, чтобы окочурились крыланы, а мы – нет.

И тут моего плеча касается пиромант Алекс. Я оборачиваюсь и едва не отшатываюсь – глаза его заливает расплавленная медь. Мне это знакомо – сталкивался уже с таким на зачумленной базе АПБР под Красноярском. Режим берсеркера. И Алекс явно сохраняет контроль над собой лишь огромным усилием воли.

– Так, выдохни! – тихо говорю я, понимая, что смысла в моих словах не много: это не обычный нервный срыв, и простыми увещеваниями не отделаешься. Но что еще я могу ему сказать, особенно учитывая, что параллельно мне приходится в четверной интеграции по полной вкладываться в щит против нашего могучего врага? – Ты только держись…

– Поздно! – улыбка пироманта уже напоминает оскал. – Поздно держаться. Я сейчас взорвусь и выжгу все вокруг. Вопрос один: сделаю я это здесь, среди вас, или наверху, среди них. – Кивок в сторону барражирующих над нами крыланов. – Ты ведь кинетическим даром тоже владеешь, я видел. Подкинь меня.

Первой приходит волна инстинктивного протеста: как, помогать ему в самоубийстве?! А с другой стороны…

– Я все равно уже покойник, – угадывает мои мысли Алекс. – Сделай так, чтобы я умер не зря.

И тут меня осеняет.

– Сколько ты еще продержишься?

Короткая пауза.

– Минуту. Максимум – полторы.

Мне хватит. Срываю со спины рюкзак и извлекаю оттуда бомбу в защитном контейнере. Подготовить ее к взрыву на минимальном таймере и закрыть контейнер, не защелкивая, – пятнадцатисекундное дело.

– Откроешь, когда будешь там.

Он молча коротко кивает. Кажется, даже говорить боится, ибо на последних ресурсах организма держит бушующее внутри пламя режима берсеркера. Слышу отчаянный женский крик: «Нет!!» Это Алина. Скорее всего, она сейчас ненавидит меня. Понимаю ее – я этого «лояльного» знаю всего час с копейками, а она с ним столько всего прошла, наверное. Но выбора у меня нет. Тем более я вдруг ощущаю стремительное нарастание энергетической напряженности со стороны врага. Похоже, он готовит страшный удар. Опередить! Иначе мы покойники!

– Готов? – спрашиваю пироманта.

Снова короткий кивок, а сразу за ним – мой кинетический импульс. «Лояльный» возносится в небо, и в тот же миг оно обрушивается на нас. Наверное, все-таки мы наносим удар одновременно: пиромант открывает контейнер, и светловолосый шарашит по нам со всей дури. Знать бы, откуда она у него в таком количестве. Свет меркнет в моих глазах, боль разрывает голову, коленки подкашиваются, и я оседаю на землю. Вижу краем глаза, что падают и все остальные: сувайворы, Измененные – досталось нам всем от души. А в небе ярится ад. Наверное, этот взрыв – самое красивое зрелище, которое я когда-либо видел в жизни. И не дай бог мне такое увидеть еще раз. Ослепительно-багровое пламя полыхнувшего пироманта в сочетании с ярко-ультрамариновым сиянием взорвавшегося стана и пеплом осыпающееся на нас то, что еще недавно было стаей смертоносных гомункулов. Шикарная жуть… А где этот светловолосый упырь? Он-то куда делся? Не могло же его разнести в пыль – становый взрыв так не действует. Эта мысль тревожит и пугает меня, кажется мне самой важной сейчас, и я цепляюсь за нее, чтобы остаться в сознании. Но боль нарастает, свет меркнет, сознание плывет, и наконец я совершенно перестаю что-либо ощущать. Тьма.