«Печка», – понял Южин и хотел отступить, но ноги сами понесли его вперед. Успевает ли разогреться металл? Что за механизм помещает тело в отделение для сжигания? Как вообще сохранился здесь рабочий крематорий? Вопросы шумели в голове, не давали сконцентрироваться. Перед глазами плыло и мельтешило. Южин отстраненно подумал, что сейчас упадет, и начал заваливаться набок, но удержался, опершись о край каталки, приставленной вплотную к дверце печки. Подышал немного, дожидаясь, пока картинка перед глазами перестанет вертеться. Поднял голову.

На каталке лежала женщина, до пояса прикрытая простыней. Через ее кожу проступали ребра и ключицы. Она смотрела в потолок. Спокойно, почти равнодушно. И только медленно моргала. Между кончиками пальцев Южина и голым боком женщины оставался маленький промежуток. Не движение даже, а намек на него, – и они соприкоснулись бы.

Южин попятился. Во рту пересохло. Происходящее в зале смахивало на душную сцену в кино, от которой потом снятся тяжелые сны и гудит голова. Только в кино никто не мог схватить тебя за локоть. А здесь могли. Ноги подкосились, и Южин повалился на пол. Руке, которая утащила его вниз, не хватало пальцев. Южин подтянул колени под себя, кое-как уселся, откинувшись на стену.

– Сиди тихо, – просипел обладатель клешни.

Южин пробормотал что-то бессвязное, а что – и сам не понял. Все происходящее – эти тени, и женщина под простыней, и обрубленные культи на месте пальцев – пробивалось через плотную пелену в перегруженном сознании. Да, происходит. Но нет, не на самом деле. Южин с силой уперся затылком в бетонную плиту позади себя и решил просто смотреть.

Из темноты проступили очертания человека.

«Полкан», – понял Южин.

Поверх камуфляжного комбинезона ему набросили белый халат. Он подошел к каталке. Склонился над женщиной. Погладил ее по волосам. И она выгнулась так, что ребра почти выскочили наружу. Натянула замусоленные бинты, которыми была привязана к каталке.

– Не я, – прохрипела женщина. – Не моя очередь!

Полкан положил ей на лицо ладонь.

– А чья же тогда? – спросил он, почти ласково, но так жутко, что Южин отполз еще немного. – Я же тебе сказал, приведи. А ты? Не привела. Костик уже тю-тю, время не терпит. – Он наклонился к ней. – Прости уж меня. Такие дела.

Женщина что-то простонала у него под рукой, но Полкан не стал ее слушать. Рванул края простыни и засунул лоскут женщине в скривленный рот.

– Жалко Ларку, – прошептал тот, кто держал Южина своей клешней. – А вы, шустрые ребята, ускакали от нас.

Южин с трудом повернулся к нему. Лица он не видел. Но скрипучий голос узнал. И Ларку, что рыскала по этажу у Края, тоже. Это их искали местные бомжи, пока они прятались в подсобке. А теперь Ларка лежит на каталке, и Полкан возится над ней, отпихивая скулящих собак. Южин смотрел только на них. На Чика – черный гладкий бок, смешные уши торчком. И на Гука – палевый мохнатый зверь с дурашливым языком, свисающим из пасти. Как оказались они здесь? Родились в подвале? Прибились в холода? И почему так отчаянно и верно любят Полкана? Разве можно его любить? Почему даже его кто-то любит, а Южина нет?

Ларка истошно взвизгнула, но визг этот притупился кляпом, превратился в неясное мычание. Южин оторвал глаза от притихших собак. Полкан стоял у изголовья каталки, вытянув правую руку, а из темноты к нему шла Мага. Южин узнал ее по длинным волосам и светлой коже, которую подчеркивал белый халат – драный, заляпанный бурым. Она подошла к Полкану и вложила ему в руку что-то маленькое.

«Скальпель», – не разглядел, а почувствовал Южин, когда Мага наклонилась и поцеловала Полкана в сжатые пальцы.

Ларка подалась в сторону, но Мага уложила ее обратно. Полкан застыл, дожидаясь, пока Ларка выбьется из сил. Она трепыхалась в руках Маги, истерично подвывая, и крик ее подхватили собаки, завыли, скребя когтями пол. Если бы Южин мог, он бы отвернулся, только шея окаменела, и даже веки перестали опускаться. Ему оставалось только смотреть. И видеть, как Мага задирает подбородок Ларки, а Полкан подносит к оголившемуся горлу скальпель и проводит по нему там, где должна быть артерия. А потом еще. И еще.

Ларка захрипела, кровь брызнула из раны и потекла. По Ларкиной шее, по рукам Маги, по каталке и вниз, на пол. Псы ринулись лизать ее раньше, чем Ларка затихла. Она еще дергалась и билась, пока они рычали, скалились, а каталка поскрипывала на колесиках. Южин сполз на пол, завалился набок и затих. Перед глазами у него мерцало багровым и черным. Через эти вспышки пробивалась то Мага, толкающая каталку ближе к печке, то Полкан, со скрипом открывающий дверцу, то жар, пыхнувший из печки, в которой бушевал самый настоящий огонь. Никаких тебе эвфемизмов. Если в Ховринке говорят, что развели огонь в крематории, значит, развели огонь. Мужик с клешней проворно поднялся на ноги, поковылял к печке. Вместе с Магой они переложили обмякшее тело Ларки на поддон. Одно движение – и Ларка оказалась в огне. Дверца скрипнула, отгораживая ее от остального мира, в котором Ларке больше нечего было делать.

Южин закрыл глаза, позволяя себе скатиться в небытие. Он почти провалился в него, как Ларка в огонь, но мокрый собачий нос снова вернул его в сознание.

– Что, никогда покойницу не видел? – Голос Полкана раздался откуда-то сверху, почти с потолка.

Южин не ответил, отпихнул пса, пальцы нащупали влажный мех.

– Если хочешь встретить брата, то привыкай, – сказал Полкан и опустил на плечо Южина тяжелую ладонь.

Южин открыл глаза. В зале никого не осталось. Даже неясных теней. Только они. И собаки, грызущиеся за теплую еще кровь.

– Пойдем. – Полкан потянул его, помогая подняться. – Я тебя отведу.

Встать оказалось легко. Всего-то схватиться за протянутую руку – узкую и твердую. Между указательным и средним пальцем на ней засохли коричневые пятна. Не ржавчина, не кирпичная пыль. Кровь. И огонь гудел за дверцей печки. Почти уютно, если заставить себя думать, что превращаются в пепел там одни дрова.

– Зачем так? – спросил Южин, лицо у него будто облепило мокрой ватой.

– Это же больница, пацан, – откликнулся Полкан и повел его через зал к заставленной строительным мусором двери. – В больнице должны жить. И умирать должны. Иначе, зачем она?

Между горой битого кирпича и пыльными мешками с цементом скрывалась узенькая тропинка, по ней они и пошли.

– Не будем тут жить, умирать тут не будем – и рухнет за год, – скрипел Полкан, а впереди него бежал Чик, обнюхивая каждый угол. – Думаешь, почему Ховринка так долго простояла?

Потому что страна развалилась и всем стало не до заброшки? Потому что река тут подтопила грунт, ничего путного все равно не построишь? Потому что снести эту громадину будет еще дороже, чем потом строить на ее месте новую? Ни один из ответов бы не подошел, и Южин не стал отвечать.

– Потому что равновесие, – не дождавшись, объяснил Полкан. – Много смертей – и жизни много.