– Только не говори, будто опасаешься, как бы я не заделал тебе ребенка, – усмехнулся Жасимир.

– Не преувеличивай свои достоинства, – ответила она. – И изучи тему кровотечений. Мне не нужна еще одна заноза в заднице.

Между ними воцарилось холодное молчание. Жасимир принялся рыться в своем узле.

– Я продолжаю настаивать на том, чтобы пойти к Соколам. Они чтят договоренности…

Она не смогла скрыть раздражения.

– А я продолжаю запрещать.

– Потому что это сказал я, а не Тавин.

Удар оказался сильнее, чем она готова была признать.

– Потому что это дурацкая идея. Они никогда нам не поверят. – Жасимир закатил глаза. Она вспылила. – А уж если на то пошло, когда тебе запретил сам Тавин, ты почему-то его послушался.

– Это другое.

– Продолжай так думать, – сказала Фу.

– Тавин пытался нас защитить. А ты просто… – Он оборвал себя, покачав головой. – Неважно.

– Я просто что?

Принц не смотрел в ее сторону.

– Ты не Тавин, – пробубнил он.

– Ты тоже, – напомнила Фу, доставая из узла несколько шкур. Жасимира передернуло. Она кинула одну в его сторону. – Хватит. Спи в этой. Я посторожу.

Он наморщил нос, будто шкура все еще была частью гниющего оленя.

– Ты шутишь. Я знаю, чем вы двое в них занимались.

– Да что ты говоришь?! – приторно-радостно переспросила Фу. – Ты разбираешься в таких делах? Да ты уже совсем взрослый мальчонка!

Он скривил рот.

– Не будь вульгарной.

– А ты давай-ка подрасти. – Ей больше не хотелось обмениваться колкостями. – Хватит пороть меня за то, что твой Сокол сделал именно то, чего ты от него ожидал.

Жасимир отшатнулся, будто она его ударила.

– Не смей! Я не хотел, чтобы он… чтобы… я только хотел, чтобы он исполнял свои обязанности…

– То есть умер за тебя…

– Чтобы ставил во главу угла меня! – Он хлопнул себя ладонью по сердцу. – Он мне как брат! Он тебе не рассказывал, что при дворе у него было все самое лучшее? Каждую неделю он притаскивал новую оруженосицу из Соколов, нового камергера из Павлинов, новую послушницу из Лебедей, и тем не менее я был для него важнее всего. Он никогда не собирался брать Воронку-полувождя в жены.

– А он тебе не рассказывал, что решил никогда больше не возвращаться ко двору? – огрызнулась Фу. У Жасимира отвалилась челюсть. – Вот-вот. Никогда. Он сказал, что, если вы оба переживете чуму, от этого пострадает твоя легенда. Сказал, что, когда я покину Триковой, он будет рядом со мной. А еще он сказал, что никогда раньше не задерживался на одной любви потому, что думал о том, как однажды ему придется умереть за тебя. Так что я надеюсь, ты чувствовал себя настоящим королем всякий раз, когда бросал это ему в лицо.

Жасимир ошеломленно смотрел на нее. Она еще не закончила.

– Я знаю, что не была первой. И я знаю, кто я такая. А теперь ты мне скажи, в чем твоя проблема. В том, что оказался на втором месте после меня? Или в том, что оказался на втором месте после Вороны?

Жасимир застыл.

– Так в чем, дворцовый мальчик? – не унималась она.

Ответ вырвался поспешный и резкий:

– И в том и в другом.

У Фу перехватило дыхание. Удивительное дело, но ее глаза наполнились слезами. Она не ожидала, что принц признается. Что будет драться с ней, скулить, хитрить, отрицать – это пожалуйста. Она не понимала, почему его признание настолько потрясло ее.

Жасимир потер лицо. Потом встал и без единого слова побрел за деревья.

Вернулся он с охапкой опавших веток. Некоторые высохли настолько, чтобы поддерживать огонь, тогда как другие были еще зелеными, а листья на них едва успели завянуть.

– Мне нужен котелок и костер.

Фу покосилась на него. Повелительный тон вызывал раздражение, однако она промолчала и, открыв свой узел, извлекла котелок.

Он переломил наиболее крупные ветки пополам и стал с методичной тщательностью складывать из них самую аккуратную пирамидку, какую Фу только доводилось видеть, и это притом, что она зарабатывала на жизнь сжиганием трупов. Жасимир раскачивался на пятках и в нетерпении посматривал на нее.

Он уложил заодно и зеленые ветки. Любитель.

– Этот костер от одного только кремня не загорится, – сказала Фу.

– Ты не забыла, что только тебе можно здесь разводить костры? – бросил принц. – Не мне.

– Я не собираюсь тратить зубы Феникса по мелочам, – сказала Фу. – И не буду расходовать их на какой-то костер. Найди дрова получше, или у нас не будет ужина.

– Сама найди. Ты же не хочешь жечь зуб.

Искры подожгли фитиль другого рода. Фу бросила котелок.

– Извини, если я не стану отдавать ничего больше ради тебя…

– Извини, если вымогательства в мой адрес возымеют последствия, – ответил Жасимир. – Ты ведь знала, что я уязвим, и воспользовалась своим преимуществом, чтобы вынудить меня дать клятву, которая легко может разорвать наше королевство на части.

По позвоночнику Фу пробежал огонь.

– Не делай вид, будто сам не напросился. Если бы твой мелочный отец выполнял свой долг…

– Не говори так о моем отце, – вспыхнул Жасимир. – Ты понятия не имеешь, каково это.

– Я это вижу всякий раз, когда использую один из ваших жалких зубов. – Пустой желудок Фу заурчал. – Да, я видела, как вы, Фениксы, живете. Вашу еду, одежду, самых мудрых грамотеев – учить вас уму-разуму, самых сильных Соколов – оберегать ваши стены и самых хорошеньких дворянчиков – целовать вам задницы.

Жасимир в ярости вскочил на ноги.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. Я не могу просто взять и заставить нашу знать делать то, что мне хочется. Они обложат свои города новыми налогами, чтобы оплачивать твоих Соколов-провожатых. Я не могу так подвести мой народ.

Мертвые боги свидетели, как ей осточертело торговаться за свое право на существование. Она тоже встала и посмотрела на него сверху вниз.

– А кто, по-твоему, двенадцать печей тебя забери, Вороны? Еще чей-то народ? Еще чья-то проблема? Потому что ты уже заручился моей клятвой с остальным Сабором: ты защищаешь свой народ и устанавливаешь наши законы, а мы расплачиваемся за твою корону. Такова твоя королевская клятва. Просто ты не хочешь сдержать ее перед Воронами.

Потрясенный, он отступил.

– Это… это не так просто…

– Мне нельзя отворачиваться от глоток, которые я должна резать. Почему тебе можно? – Гнев ревел в ее ушах. – Ты не можешь даже признаться…