Им оказался некто Лаптев Антон Геннадьевич, двадцати восьми лет от роду. До момента своей безвременной кончины проживал Антон Геннадьевич в Медведково, и, не тратя даром золотого времени, Гуров поехал по этому адресу.

Дорога заняла около двух часов. Прибыв на место, он обнаружил, что дом № 44 по улице Шокальского, который был ему нужен, представляет собой коммуналку в старом жилом фонде, очень похожую на ту, в которой проживала Лариса Бетрищева, отвязная подружка богатенького «мажора».

Без труда отыскав девятую комнату, находившуюся на первом этаже, Лев постучал в запертую дверь. На стук никто не ответил, и он решил обратиться за консультацией к неопрятной женщине, гремевшей кастрюлями на общей кухне.

– Мне нужен Антон. Антон Лаптев, – вежливо поздоровавшись, сказал Гуров. – Нужно с ним поговорить. Не подскажете, когда он бывает дома?

– Ты из милиции, что ль? – оценивающе смерив взглядом полковника, проговорила в ответ женщина. – Хотя можешь и не отвечать, конечно, из милиции. Я вашего брата за версту чую. Поговорить ему нужно. Больно много возьмешь ты тут разговорами. Людка, что ль, опять вызвала?

– Людка? – Разговор становился все интереснее.

– Она может, – не слушая, продолжала женщина. – Такую стерву еще поискать. У самой с утра до ночи шалман гудит, а ей, вишь ты, Антошкины дружки помешали. А я тебе так скажу: она пускай сначала у себя порядки наведет, а уж потом на других жалуется. К Антошке у меня претензий нет. Он парень тихий. Когда трезвый. Разве что выпьет иногда… тогда – да, тогда бывает. И нагрубить может, и прочее всякое. А что, человеку тоже расслабиться нужно. Иногда. А вот у Людки этой, почитай, каждый день праздники эти празднуются. Так что, если поговорить хочешь, ты лучше с ней поговори. Призови к порядку. А Антошка… он тихий. На работу ходит, за комнату платит аккуратно, не мусорит. А Людка эта…

– Значит, Антон сейчас на работе? – прервал Гуров этот затянувшийся монолог.

– Да, уехал. Он каждый день ездит. Неделю в дневную смену, неделю в ночную. На мойке работает, машины моет. Круглосуточно. Далеко где-то. На метро ездит. Не знаю куда. Рано выходит, поэтому и говорю, что далеко. Смена-то у него с десяти начинается, а его уже в восемь дома нет. Иногда даже не завтракает, чтоб ко времени успеть.

– А что, Антон один живет? Завтрак ему приготовить некому?

– Нет, почему один? Не один. С мамкой живет. Вон она, Валя, в соседней комнате, тут же рядом, в десятой. Только завтраки готовить ей не с руки. Неходячая она у нас. Парализованная. Заболела, ударил инсульт, и парализовало. Вся левая сторона отнялась, ногами совсем не ходит. Так что это Антошка за ней присматривает, а не она за ним. Ну и мы иногда… помогаем.

– В соседней комнате, говорите? А пообщаться с ней можно?

– Можно, почему нельзя? Зайди, пообщайся. У нее там открыто, не запирают. Мало ли что, больной человек. Только она говорит плохо и слышит так же. Поэтому ты погромче спрашивай, к самому уху наклонись.

Из кухни Гуров вновь прошел в коридор и, вежливо постучав, приоткрыл дверь комнаты номер десять.

Унылая картина, которую он обнаружил там, не могла не вызывать сострадания. В мизерной комнатушке среди грязи и разбросанных в беспорядке вещей стояла кровать. На ней, полуприкрытая серыми простынями, лежала женщина. Глаза ее неподвижно смотрели в потолок, и казалось, что она погружена в глубокую медитацию, абсолютно отрешившись от всего, что происходит вокруг.

– Валентина? Добрый день, – выполняя инструкцию своей знакомой из общей кухни, прямо в ухо лежащей на кровати проговорил Лев. – Могу я задать вам несколько вопросов?

Это обращение не вызвало почти никакой реакции, и он очень быстро убедился, что задавать какие-то вопросы здесь бессмысленно. Парализованная даже не обратила к нему свой отсутствующий взгляд. Лишь веки ее слегка дрогнули и снова неподвижно застыли, прикрыв до половины глаза, давно потерявшие цвет и выражение от непрерывных страданий.

Поняв, что разговора с матерью потерпевшего не получится, Гуров вернулся на кухню.

– Ну что, поговорил с Валей? – участливо спросила женщина.

– Нет, не получилось. Кажется, сегодня она не склонна к общению.

– Да, она у нас такая. Больно-то не пообщаешься. Одно слово – парализованная.

– Так, значит, Антон в общем и целом парень тихий? – спросил Гуров, чтобы вернуться к интересующей его теме.

– Да, тихий. Уж точно не такой, как эта Людка.

– А вот вы упоминали о его друзьях. Часто они к нему приходили?

– Дружки-то? Да нет. Может, раз в неделю или два. Нечасто. Он тоже не хуже Вали, не больно-то общительный. Все больше молчком. Молчит-молчит, а на душе-то, наверное, копится. Вот и выпускал иногда пар. Как выпьет, он, конечно, тоже не подарочек, Антошка-то. Не то чтобы совсем уже буйствует, но под горячую руку лучше было ему не попадаться. И послать может подальше, и в случае чего кулаки в ход пустить. В подпитии с ним лучше не связываться.

– А с дружками этими своими он не устраивал скандалов? Может, Люда-то не зря жалуется.

– Это на нее нужно жаловаться! – в сердцах произнесла женщина, явно имевшая какие-то особые претензии к этой неизвестной Людке. – У Антошки-то, у него всегда тихо было. Если его не трогали, то и он никого не трогал. И с дружками этими своими никогда скандалов у него не было. Нечего вам говорить зря. Это вот у Людки скандалы. Сама она больше всех здесь тишину нарушает. А еще на других жалуется.

– Значит, каких-то непримиримых врагов у Антона не было? – терпеливо добивался ответа на ключевой вопрос Гуров. – Ну, кроме этой Людмилы, разумеется.

– Каких тебе тут врагов? – пренебрежительно произнесла женщина. – Живем нормально. То, что поцапается кто с кем иногда, так этого где ж не бывает. Врагов он пришел искать. Враги, милок, за золотыми заборами живут, друг от друга кубышку прячут. А нам тут делить нечего, все одно горе мыкаем. Вон, к любому зайди, погляди, все у всех одинаково. Нам враждовать не из-за чего. Причин нет.

Лев понял, что продолжать расспросы бессмысленно. Антон Лаптев не имел никакого отношения к Денису Зарубину и никак не пересекался с ним ни в юном, ни в более зрелом возрасте. Социальная среда, в которой вращались эти два молодых человека, настолько кардинально отличалась, что невозможно было даже представить ситуацию, в которой они могли бы столкнуться друг с другом даже случайно.

«Разве что Денис мог заехать на автомойку, где работал этот Антон, – выходя на улицу, предположил он. – Но даже и в этом случае их кратковременный контакт вряд ли мог послужить причиной для «отбора» в список жертв. Очевидно, причины здесь совсем другие, и жертва выбиралась спонтанно. Морозов прав, гораздо больше мотиваций у преступника завязано на самом месте, где он совершает преступления. Электричка, одна и та же остановка… Плясать нужно от этого. А искать что-то общее у его жертв путь, похоже, бесперспективный».