Завтра солнце встанет, но Софи с ним уже не будет.

Он поглядел на вторую половину постели, которую обычно занимала она. Ложилась, свернувшись калачиком ему под бок. Такая красивая, такая теплая…

Это в прошлом. Все кончено для них. Навсегда.

Линар закрыл глаза, покорно дожидаясь утра. Мелькнула мысль – а что если он мог бы дотянуться до нее во сне? В старых сказках говорили, что эльфы могут так – увидеть любимых там, в межмирье, соприкоснуться душами, даже если тела их далеко. Могли ли сейчас – об этом, как и о любви, было не принято говорить вслух.

Он криво усмехнулся. Он, полукровка, никогда не сможет этого сделать. Да и Софи смертная. Нет, не будет для них эльфийского волшебства. Они никогда не взрастят древо, у них не будет ни детей, ни толкового союза, признанного народом. Ничего у них не будет, кроме этого жалкого времени, украденного у судьбы, которое теперь будет всем счастьем, что у него было.

Он лежал, глядя в темный потолок. Он не хотел, чтобы эта ночь, ночь, когда он еще видел ее, заканчивалась.

– Спи, глупец, – сказал он себе вслух. – Ты жалок…

Но веки его не смыкались. Он не выдержал, вскочил и пошел в гардеробную. Открыл шкафы и стал с яростью вытряхивать ее платья на пол. Он швырял их, безжалостно стаскивал с вешалок, выгреб все белье и сорочки.

– Пропади! – он пнул горку одежды, отвернулся и прислонился лбом к дверце шкафа.

Если бы он мог, как Софи, облегчить душу слезами. Но глаза его были сухи.

Он понуро переступил одежду, сходил и принес коробку. Он сложил все ее платья, бережно осторожно, одно к одному. Нет, он не верил, что однажды она вернется и снова наденет их. Не бывать этому. И все же он уложил их аккуратно, потом белье и сорочки. Закрыл и унес в ее комнату.

Над изголовьем ее кровати горела гирлянда.

Линар хмуро вытащил ее из розетки и уложил в коробку к одежде.

Он зажег свет. Прошел по всему дому, собирая ее вещи – перчатки, обувь, заколки, тетради…

Ее больше нет в его жизни. Пусть боль останется только этой ночи.

Он уложил все в коробки, оставил в ее комнате и последний раз оглянулся. На подоконнике стояла коробка. С гримасой боли Линар отодвинул занавесь и взял ее в руки. Губы его задрожали.

– Почему ты не забрала его? – прошептал он. – Не хотела напоминаний? Все оставила мне? Как великодушно!

Гнев вскипел в нем. Он рванул замок на шкатулке, чуть не разорвал ее пополам. Венец был там, красивый, яркий тяжелый. Такой полагается Госпоже Сердца в день союза. Союза… которого никогда не будет! И даже память о котором Софи не пожелала взять с собой!

Листья и ягоды из метала и камней впились ему в ладони. Он разорвал Венец пополам, искривляя и сминая. Рука, которую он ободрал об кнам, вспыхнула болью. Вторая, порезанная об острые края метала, закровоточила. Линар бросил обломки в коробку и закрыл ее крышкой.

Впервые за эту ночь ярость, чистая злоба на Софи, овладела им. Вот ее доброта! Вот ее благодарность! И ее клятвы! И ее…

Он запрокинул голову и закрыл глаза.

Не клялась она остаться с ним навсегда. Он вырвал у нее эти слова в томной неге ложа. Что он сам мог пообещать, когда осыпал ее поцелуями, когда…

Линар тряхнул головой, погасил свет и побрел в свою спальню. Он лег, закутался и снова уставился в потолок.

Время текло медленно.

– Прошу… скорее… – взмолился он.

Боги не смилостивились. Рассвет пришел лишь тогда, когда ему было положено прийти. Линар увидел светлеющее небо, закрыл глаза и заплакал.

Софи сняла квартирку в районе, отдаленном от моря. Как оказалось, в Сландене все, что было ближе к береговой линии, сдавалось туристам за баснословные деньги. Она выбрала, почти не глядя, маленькую меблированную однокомнатную квартиру на холме в обычном спальном районе. Единственный ее плюс был балкон, с одного угла которого вдалеке можно было разглядеть синюю полоску воды.

Она могла бы снять роскошную квартиру. Денег ей дали с избытком, хватило бы на жизнь на год-другой. Но Софи было все равно. Она выбрала первую попавшуюся.

Первые недели затворничала. Питалась тем, что покупала в ближайшем супермаркете или заказывала на дом, смотрела новости по телевизору, болезненно искала в интернете информацию о Сиршаллене и том, что в нем происходило.

Ничего не было. Дни складывались в недели, Софи сидела дома, пугаясь каждого шороха. Купила краску и перекрасила волосы в черный. Сразу стала выглядеть чуть старше. Так больше подходило возрасту по паспорту, и Софи решила, что это к лучшему.

Наконец, она не выдержала и стала выходить. Бесцельно бродила по улочкам, съездила в центр, поглядела на базилику. Потом, с куда большим трепетом, на остатки крепостных стен. Они остались еще с тех, эльфийских, времен. Стены были массивными, из светлого камня. Когда-то они опоясывали весь город, сейчас, при людях, он расползся гораздо дальше, и это были лишь старые ветхие остатки былого, проглядывающие то тут то там между домами и дорогами.

Гуляя среди толп туристов, Софи поймала себя на мысли, что наверное ведь уже заразилась этой джоновой болезнью. Мысль не отдалась в ней ничем. Сейчас ей было все равно.

Софи сходила с ума от одиночества и безделья, от странного отупения, что владело ею. Как-то вечером, возвращаясь домой, увидела объявление о поиске официантов в кофейне и зашла на удачу.

У нее был лишь паспорт с местной пропиской. Никакого образования она не могла предоставить, но для официантки оно было и не нужно. Ее взяли на испытательный срок.

Почти через месяц после приезда в Сланден она впервые сходила подстричься и покраситься в парикмахерскую, прикупила одежды чуть больше, чем двое джинсов и три футболки, и вышла на работу.

Здесь постоянно были люди, и Софи заново училась жить среди них. Как это было странно. Всего несколько месяцев она была там, в Сиршаллене, но насколько он смог прорасти в нее, что некоторые людские привычки стали казаться нелепыми. Например, толкать в плечо, громко смеяться, грубить, наконец. Люди совсем не разделяли эльфийской манеры держаться почтительно друг к другу. Это расценивалось как слабость. Софи, глядя как подростки или молодые парни задирают друг друга, пихают, громко ругаются, понимала, что никто из них никогда не склонится в поклоне перед старшим. Напротив, будет нагло похваляться своей дерзостью и безразличием. Такие уж тут были правила…

Софи, снова находясь среди людей, наконец вспомнила, почему была очарована эльфами в юности. Очарована этой стороной их менталитета – спокойствием, уважением к друг другу, сплоченностью. Теперь она знала и обратную сторону этой медали. Там, в Сиршаллене, она постоянно видела ее, здесь, в людском Сландене, начала скучать по мерному, тихому быту эльфийского города.