Отпустив извозчика, он направился к дому с красными колоннами, но по прибытии растерянно разинул рот, так как тот показался ему пустым. На окнах не было жалюзи, а на крыльце виднелись грязные следы и валялись какие-то тряпки и солома – по всей видимости, мусор, оставшийся от недавнего отъезда. Более того, на дороге виднелись широкие следы колес фургона, который вывозил мебель. Джордж с досадой посмотрел на дом. Пташка похоже, упорхнула, не оставив даже адреса, и его поездка оказалась совершенно бесполезной.

Он нажал на электрический звонок. Джордж не привык к электрическим звонкам, он никогда раньше их не видел и после тщетных попыток потянуть его пальцами (он знал, что это колокольчик, потому что на нем так было написано), в качестве последнего средства он решил испробовать свои зубы. В конечном счете, он понял, что его нужно нажать, но, увы, безрезультатно. Либо батарея была вынута, либо разряжена. И в тот момент, когда он задался вопросом, что ему делать дальше, он сделал открытие – дверь была слегка приоткрыта. Он толкнул ее, и она открылась. Его взору предстала грязная прихожая, лишенная какой бы то ни было мебели. Войдя, он закрыл за собой дверь и поднялся по лестнице в комнату, откуда бежал после того, как отлупил Джонни. Здесь он остановился и прислушался. Ему показалось, что в комнате кто-то есть. И он не ошибся, поскольку вскоре услышал хорошо знакомый резкий голос:

– Эй, кто там снаружи? Если это кто-то из судебных приставов, то пусть убирается, здесь ничего не осталось.

Лицо Джорджа радостно просияло.

– Приставы, мадемуазель? – он крикнул через дверь. – Это не судебные приставы, это друг, и, похоже, как раз тогда, когда он вам нужен. Могу я войти?

– Да-да, заходи, кем бы ты ни был, – ответил голос.

И Джордж открыл дверь и вошел, и вот что он увидел. Комната, как и остальная часть дома, была лишена всего, за исключением одинокого ящика и матраса, рядом с которыми стояла пустая бутылка и грязный стакан. На матрасе сидела «прекрасная Эдития», она же миссис д'Обинь, она же Тигрица, она же миссис Квест, являя собой такое зрелище, какого Джордж отродясь не видывал. Ее свирепое лицо несло на себе печать недавней попойки, а сама она была грязна и имела такой потасканный вид, что на нее было страшно смотреть. Давно нечесанные волосы были всклокочены, на некоторых прядях золотистая краска поблекла, уступив место естественному оттенку сомнительного серого.

Воротника у рубашки не было, и та была расстегнута на шее. На ногах у нее была грязная пара белых атласных шлепанцев, на плечах все тот же розовый атласный халат, который мистер Квест имел возможность лицезреть во время своего визита, но теперь испачканный и порванный. Невозможно было представить что-либо более омерзительное или гадкое, чем это зрелище, и хотя нервы у Джорджа были железные, а в своей жизни он повидал немало случаев крайней нищеты, даже он передернулся от неожиданности.

– В чем дело? – грубо спросила женщина. – Ты кто, черт побери? А, я тебя узнала, ты тот самый парень, который отдубасил Джонни. – И она разразилась хриплым смехом. – Но все равно ты поступил подло, когда сбежал и бросил меня. Потому что этот мерзавец заявил на меня и из-за него меня оштрафовали на два фунта.

– Подло поступил он, мадемуазель, а не я, но он вообще был изрядным негодяем. Это надо же, пойти и заявить на даму, никогда не слышал о таком. Но, мадемуазель, если можно так сказать, сдается мне, что вы влипли в хорошую переделку. – И с этими словами Джордж уселся на ящик.

– Еще в какую, и не в одну. В дом явились сразу три пристава. Один – чтобы потребовать с меня налоги, другой – погасить счет мясника, третий – взыскать квартплату. Все они собрались вместе, и дрались за вещи, как дикие кошки. Это было вчера, и ты видишь все, что они оставили мне. Они вынесли все, вплоть до моего нового желтого атласного платья, а затем потребовали еще. Все приставали, спрашивая, где мои украшения, но я их облапошила, хи-хи!

– Это как же, мадемуазель?

– Так, что я их спрятала, то есть то, что от них осталось, под половицей. Но это не самое страшное. Пока я спала, эта чертовка Эллен, у которой все эти годы была ее доля, добралась до этой самой половицы, прикарманила их, да и сбежала. Нет, ты только посмотри, что она оставила мне вместо них. – И Тигрица подняла клочок бумаги. – Расписку о пятилетней заработной плате, а ведь я ей регулярно платила. О, если я когда-нибудь доберусь до нее! – И миссис Квест согнула свои длинные пальцы и сделала движение, как будто она кого-то царапает. – Она сбежала и бросила меня здесь умирать с голоду. У меня со вчерашнего дня во рту даже маковой росинки не было и ни единого глоточка бренди, что еще хуже. Что со мной будет? Я умираю с голода. Меня отправят в работный дом. Да, меня, – взвизгнула она, – тратившую тысячи, отправят в работный дом, как обычную женщину!

– Да, это жестоко, мадемуазель, очень жестоко, – посочувствовал ей Джордж, – но ведь вы – законная супруга богатого человека. «Пока смерть не разлучит нас» и все такое прочее. Кстати, мадемуазель, я тут видел по пути паб. Без обид, но я готов пойти и принести вам кусочек и глоточек.

– Гляжу, – жадно ответила она, – ты джентльмен, хоть с виду и неотесанная деревенщина. Иди, а я пока приведу себя в порядок, а что касается напитка, пусть это будет бренди.

– Бренди так бренди, – покорно сказал галантный Джордж и ушел.

Через десять минут он вернулся с запасом говяжьих котлет и бутылкой хорошего, крепкого «Бритиш Браун», которой, как всем хорошо известно, достаточно, чтобы трое рядовых или двое полицейских упились вусмерть. Тигрица, которая теперь выглядела чуть более респектабельно, схватила бутылку и, налив почти полный винный бокал и еще половину его содержимого в высокий стакан, смешала бренди с равным количеством воды и выпила залпом.

– Так-то лучше, – сказала она, – а теперь давай котлетку. Прям настоящий пикник.

Джордж вручил ей котлету, но она не смогла съесть больше половины, ибо алкоголь разрушает даже куда более здоровый аппетит, и вскоре вернулась к бутылке бренди.

– А теперь, мадемуазель, теперь, когда вы не такая голодная, возможно, вы расскажете мне, как вы дошли до такой жизни, и это с богатым мужем, который, насколько мне известно, должен любить и лелеять вас.

– Любить и лелеять меня? – переспросила она. – Да я написала ему три раза, чтобы сообщить, что я голодаю, он же не прислал мне ни гроша, а до пособия еще ждать и ждать, но даже когда оно придет, его у меня отнимут, потому что я задолжала сотни фунтов.

– Да, – сказал Джордж, – я называю это жестокостью, а ведь он сам купается в золоте. Насколько мне известно, недавно он получил тридцать тысяч фунтов. Да вы сущий ангел, мадемуазель, коли терпите такое… ангел без крыльев. Будь это мой муж, я бы точно узнал причину.

– Да, но я не смею. Он убил бы меня. Он пригрозил мне.

Джордж тихо рассмеялся.

– Господи! Господи! – воскликнул он. – Это надо же, как мужчины измываются над бедными, слабыми женщинами, как они портят им нервы и тому подобное! Он убьет вас! Адвокат Квест убьет вас? Да ведь это самый большой трус в Бойсингеме! Этот мир полон несправедливостей, как говорит пастор, и бедным остриженным овечкам остается лишь поджать хвостики и повернуться спиной к ветру, и вам тоже, мадемуазель. Так что завтра вас ждет работный дом. Хотя вам там вряд ли понравится. Да что говорить! Вот уж где вам придется несладко, там вы мигом сдерете себе кожу с горла – не капли спиртного, ни даже чашки горячего чая, одна только работа, мадемуазель, одна только работа, причем грязная, не для белоручек!