– Я думала, мистер Косси, – пылко ответила Ида, – я думала, пока не устала думать, и я считаю несправедливым, что вы пытаетесь оказать на меня давление, особенно, в присутствии моего отца.

– В таком случае, – сказал он, поднимаясь с трудом, – я сказал все, что хотел сказать, и сделал все, что мог сделать. Я все еще надеюсь, что вы измените свое мнение. Я не теряю надежды. До свидания.

Ида коснулась его руки. Затем сквайр предложил Косси локоть и помог спуститься по ступенькам к карете.

– Надеюсь, мистер де ла Молль, – сказал Эдвард, – что хотя сейчас обстоятельства сложились против меня, если они вдруг изменятся, я могу рассчитывать на вашу поддержку.

– Мой дорогой сэр, – ответил сквайр, – я говорю вам со всей откровенностью, что я хотел бы, чтобы моя дочь вышла за вас замуж. Как я уже говорил ранее, это было бы желательно по понятным причинам. Но Ида не похожа на обычных женщин. Стоит ей что-то вбить себе в голову, как это уже оттуда ни за что не выбить. Однако времена могут измениться, и это все, что я могу сказать. Но будь я на вашем месте, я бы помнил, что этот мир изменчив, и что женщины – самые непостоянные в нем существа.

Когда карета скрылась из виду, он вновь вошел в вестибюль. Ида, которая уходила весьма расстроенная, увидела, как отец вернулся, и по хмурому его лицу поняла: разговор предстоит тяжелый. Однако со свойственным ей мужеством она повернулась к нему.

Примерно с минуту или чуть больше ее отец суетился, молча передвигал бумаги, но не проронил ни слова. Наконец он заговорил.

– Ты сделала весьма серьезный и болезненный шаг, Ида, – сказал он. – Конечно, ты имеешь полное право поступать так, как сочтешь нужным, ты совершеннолетняя, и я не жду, что в своих матримониальных делах ты станешь принимать в расчет меня или нашу семью, но в то же время я считаю своим долгом указать тебе на то, что ты делаешь. Ты отказываешься от одного из самых завидных женихов во всей Англии, чтобы выйти замуж за бедного, немолодого отставного полковника, человека, который вряд ли сможет содержать тебя, чья роль в жизни уже сыграна и кто явно слишком ленив, чтобы искать себе другую.

При этих его словах глаза Иды вспыхнули зловещим светом, но она воздержалась от комментариев, видимо, не доверяя себе.

– Ты делаешь это, – продолжал ее отец, с каждым мгновением все больше впадая в раж, – вопреки моим пожеланиям и понимая, что твои действия приведут нашу семью, не говоря уже о твоем отце, к полному и безвозвратному разорению.

– Я очень надеюсь, отец, – почти со слезами в голосе воскликнула Ида, – что ты не стал бы заставлять меня выйти замуж за одного мужчину, когда я люблю другого. Когда я давала обещание Косси, я еще не питала теплых чувств к полковнику Кваричу.

– Любовь! Фу! – воскликнул сквайр. – Не разговаривай со мной, словно школьница, в этом сентиментальным духе. Ты слишком взрослая для этого. Я простой человек, и я верю в семейную привязанность и долг, Ида. Любовь, как ты это называешь, слишком часто это просто другое слово для своеволия и эгоизма и других вещей, которые нам только мешают.

– Я понимаю, отец, – ответила Ида, изо всех сил пытаясь сдержать нараставшее в ней возмущение, – что мой отказ выйти замуж за мистера Косси неприятен тебе по очевидным причинам, хотя не так давно ты сам его терпеть не мог. Но я не понимаю, почему о привязанности честной женщины к другому мужчине следует говорить так, словно в этом есть нечто постыдное. Легко насмехаться над «любовью», но ведь женщина – это плоть и кровь, а не вещь или рабыня, и брак не похож ни на что другое… он многое значит для женщины. В браке нет ничего волшебного, чтобы неправедное вдруг превратилось в праведное.

– Успокойся, – сказал ее отец, – негоже тебе читать мне лекции о браке, Ида. Если ты не хочешь замуж за Косси, я не могу тебя заставить. Если ты хочешь разорить меня, нашу семью и себя, что ж, пожалуйста. Но есть одна вещь. Пока есть крыша над моей головой, полагаю, не надолго, мой дом принадлежит мне, и я не позволю, чтобы этот твой полковник появлялся в нем, и я напишу ему, и так и скажу. Ты – сама себе хозяйка, и если ты решишь пойти в церковь и выйти за него замуж, я не стану тебя останавливать, но это будет сделано без моего согласия, что, впрочем, ненужная формальность. Ты слышишь меня, Ида?

– Если ты закончил, отец, – холодно ответила она, – я хотела бы уйти, прежде чем скажу что-либо, о чем я потом пожалею. Разумеется, ты можешь написать полковнику Кваричу все, что угодно, и я напишу тоже ему.

Сквайр, сидя за столом, ничего не ответил, лишь со злостью схватил ручку. Поэтому Ида вышла из комнаты, возмущенная, но с таким тяжелым сердцем, какое только женщина может носить в своей груди.

«Дорогой сэр, – между тем написал, пылая возмущением, сквайр, – моя дочь Ида сообщила мне, что у вас с ней роман. Что, по причинам, в которые мне нет необходимости вдаваться, крайне неприятно для меня, а также, к сожалению, губительно для самой Иды и ее семьи. Ида – совершеннолетняя женщина и, конечно же, имеет полное право поступать, как ей хочется. Но я отказываюсь быть участником того, что я так сильно не одобряю, и в этом случае вынужден просить вас прекратить ваши визиты в мой дом.

Остаюсь, сэр, вашим покорным слугой,

Джеймс де ла Молль.

Полковнику Кваричу, кавалеру креста Виктории».

Ида, как только она более-менее пришла в себя, тоже села и написала полковнику. Она поведала ему всю историю, ничего не скрывая, и закончила свое письмо так:

«Еще ни одна женщина, дорогой Гарольд, не сталкивалась с такими трудностями, и поэтому я как никогда нуждаюсь в помощи и совете. Вы знаете и имеете веские основания знать, сколь ненавистным был бы для меня этот брак, учитывая, что я люблю вас, и только вас, и не имею более высокого желания, нежели стать вашей женой. Разумеется, я вижу всю болезненность положения. Я не такая эгоистка, как считает мой отец, или, по крайней мере, говорит, что так считает. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, какую огромную материальную выгоду получил бы мой отец, если бы я могла заставить себя выйти замуж за мистера Косси. Возможно, вы помните, как однажды я сказала вам, что, по моему мнению, ни одна женщина не имеет права ставить личное счастье выше благополучия всей своей семьи. Но, Гарольд, так легко говорить, и очень, очень трудно выполнить. Что же мне делать? Как мне поступить? И все же, как я могу по справедливости попросить вас ответить на этот вопрос? Боже, помоги нам обоим! Гарольд! Неужели из этой ситуации н е т выхода?».

Оба эти письма были получены Гарольдом Кваричем на следующее утро и вызвали у него лихорадку беспокойства и сомнений. Человек справедливый и разумный, он, зная кое-что о человеческой природе, в сложившихся обстоятельствах почти не удивился злости и раздражению сквайра. Финансовое положение семьи де ла Молль было более чем шатким. Он отлично представлял себе, как тяжело такому человеку, как мистер де ла Молль, который любил Хонэм, бывший на протяжении веков их родовым гнездом, любил сильнее, чем что-либо еще, внезапно осознать, что вскоре замок уйдет от него и его потомков навсегда, просто потому, что женщина предпочла одного мужчину другому, и этот второй мужчина, в его глазах, был менее достойным из двух. Полковник осознал это с такой остротой, что даже усомнился, имеет ли он право оказывать Иде дальнейшие знаки внимания. Наконец, после долгих раздумий он написал сквайру следующее: