– Здорово, начальник, и ты тут! Не ждал! – не разуваясь, прошёл по коридору и бросил как раз вышедшему из кухни Демону мяч:

– Ну что, давно в руках не держал?

Демон, рассматривая затёртые подписи на красноватой резине, неожиданно для себя улыбнулся. И неожиданно для себя тихо сказал:

– Что ж, всё-таки Уж действительно лучше меня.

Посмотрел на Макса, глубоко вздохнул и резко бросил мяч назад Микщису.

– Феникс убил братьев.

Макс поймал и сразу выронил мяч. Упавший на пол снаряд покатился к прихожей и остановился у ног Потёмкинаса. Макс машинально проводил мяч взглядом. Рассмотрел его. Рассмотрел выложенный в коридоре Демона ламинат. Рассмотрел туфли Потёмкинаса. Повернулся к Демону и закричал. Зорал. Завыл. Но так и не прогнал мерзкую, жёсткую, режущую в лоскуты кожу и сминающую в кашу голову вдруг наставшую тишину. Где-то над ней, вне её разговаривали Демон и Кость.

– Смог всё-таки… Ты можешь идти теперь… Спасибо тебе.

– Вы… Ты уверен? Вы… Вы…

Короткий смешок.

– Иди, Кястас. Глупостей не натворим. Крови больше не будет. Нет смысла.

– Я позвоню потом? – вопрос остался без ответа. Наверное, Демон кивнул. Макс не видел. Тишина ослепляла. Где-то сбоку от неё хлопнула дверь и только тогда, наконец, Макс посмотрел на Демона.

– Крови не будет?

Демон выдержал взгляд.

– Нет, Макс, – проходя по коридору чтобы поднять мяч, быстро, почти незаметно погладил Микщиса по волосам. – Не будет. Ты позвонишь адвокатам, дашь им задание в срочном порядке продавать «Дворняг», кому угодно, только быстрее – и полетишь к Шмелю. Детское баловство надо оставлять в детстве, Повка. Детство закончилось. Эта жизнь закончилась – и не надо продлевать агонию. В Литве нам всем больше делать нечего.

Макс тупо смотрел перед собой, беззвучно шевеля губами. Наконец, смог сказать:

– Всё продавать? Неважно кому? Ты… Понимаешь?..

– Понимаю… – Демон вдруг прикусил губу, прокрутил в руках мяч, и уточнил. – Утянскую землю не продавай.

Сплюнул кровью.

– А остальное?

– А остальным пусть Серёженька подавится.

Демон начал отбивать мяч от пола, целясь в сгусток перемешанной со слюной крови.

– Я знаю пять мужских имён: Вайдас, Ричар, Марюс…

– Демон! – Микщис выбил мяч. Огнев снова прошёл за мячом, поднял его. Посмотрел на гневно следящего за ним Макса. Микщиса. Повку.

– Повилас, ты хочешь идти убивать? Вот, честно, правда, хочешь? Это то, к чему ты шёл, все мы шли? Мы ради этого той ночью из интернатского окна лезли – чтобы вырасти, расстрелять как можно больше народа и гордо застрелиться, чтоб не сдаться ментам? Мы всю жизнь боролись ради шанса не заканчивать жизнь так, ради шанса жить – и мы этот шанс выгрызли. Правдами и неправдами, своей и чужой кровью, выгрызли. Разыграли мы этот шанс по-идиотски, и закончилась игра погано, да. Но она закончилась. Жизнь – гадкая штука, – Демон остановился, проглотив скопившуюся во рту кровь. – Езжай к Шмелю, Макс. Езжай к Армандо. Там дети, у которых может и не быть такого шанса.

Макс долго смотрел на бьющего мяч об пол Демона. Потом выругался. Потом вздохнул.

– А что ты будешь в Утяне делать?

Не прекращая, Огнев покачал головой.

– Ничего. Я в Питер поеду, есть там одна школа-интернат, куда меня давно звали. Обещали даже с визой помочь.

– Почему туда? Почему не со мной к Шмелю?

– Веришь ли, Макс, я, правда, хороший учитель. Но Михе нужен брат.

Огнев отвёл глаза от мяча и встретился взглядом с Микщисом. Медленно, неохотно Макс кивнул.

– А усадьба? Что там?

Не отвечая, Демон снова вернулся к игре.

– Я знаю пять мужских имён: Пранас, Довидвас, Артурас, Жильвинас, Андрей… В Литве тоже есть дети…

* * *

Ромас из аэропорта поехал прямиком к родителям. Поужинал с ними: мама, как на праздник, приготовила большие домашние цеппелины, а папа к его приезду достал из запасов бутылочку жямайтиского самогона от деда Пятраса. Когда через пару часов родителей стало клонить в сон, засомневался: оставаться у них или ехать домой? Искать кого-то для продолжения вечера не хотелось, но и не хотелось вечер заканчивать. Болельщики в аэропорту, с их криками, песнями и аплодисментами, создали для Ромаса на этот вечер настроение горделивой сопричастности к чему-то большому, и за родительским столом это настроение не выветрилось. Решил просто пройтись – пешком на Гядимино, потом на площадь, прогуляться по центру. А там – как получится.

На Площади Ратуши шёл концерт. Кто выступал – не понятно, вряд ли звёзды первой величины, но народу под сценой всё равно собралось предостаточно. Чуть сбоку от основной сцены растянули большой экран. На экране демонстрировали нарезку Венесуэльских игр. Ромас остановился посмотреть.

– Хороший бросок!

Обернулся и увидел, что рядом с ним стоит Кокусайтис. Одной рукой Кокс приветливо приобнял Ромаса за плечи, другой размахивал в ответ на возгласы узнавания толкущихся рядом горожан.

– Не спится? – понимающе кивнул Ромас. Саулюс шмыгнул носом.

– Да, как-то подумалось… Чего вечеру пропадать? Понятно, у парней по-другому – у кого работа, у кого невеста, кто домой полетел… Да-да, здорово! Привет! Привет!.. А мне-то чего не погулять? А сам?

– Похожая ситуация… – Ромас с удивлением и, неожиданно для себя, с завистью следил за тем, как Саулюс изображает звезду. – Ничего себе, тебя узнают! Ну, ты здорово играл, конечно…

– Если бы… – Кокс раздражённо поморщился. – Это из клуба народ меня узнаёт. Клиенты, так сказать. Слетелись голубки на площадь поклевать… Поклеваться… И все как один: «О, Саулюс, наконец-то…» Я уже начинаю думать, что зря сюда пришёл, честное слово…

Ромас не успел ответить. Что-то сдвинулось. Серебристой рябью волна прошла по толпе и атлеты вдруг оказались в центре яркого круга света. Со сцены, невидимой за слепящим прожектором, невнятно прозвучали их фамилии. Радостный гул толпы и снова голос из динамиков:

– Парни, поднимитесь к нам, пожалуйста! Просим!

На сцене сначала просто слушали овации. Потом пели со всеми «Milijonai». Потом – «Ant Kalno murai»61. Потом отвечали на вопросы ведущего и некоторые, случайно в общем гвалте долетевшие – из толпы. Потом спустились в толпу, стали её частью и уже внутри неё вместе со всеми пели «Milijonai» и «Ant kalno murai»…

Несколько часов спустя, уже под утро, Ромас вдруг обнаружил, что изрядно поредевшая оставшаяся от празднующей толпы группа праздношатающихся горожан праздно шатается всего в двух кварталах от его гаража. Отцепился от движения, попытался найти Кокусайтиса, понял, что не видел того с момента, когда праздник начал растекаться с Ратуши. То ли Саулюса подхватило другое течение, то ли он действительно в какой-то момент не выдержал внимания своей фан-базы и залёг на дно. Ромас пожал плечами и, довольный прошедшим вечером, зашагал к себе.