– Это да! Обожаю интернет – если бы я в прошлом году его потенциал понимал, может и не пришлось бы грузчиком работать…

– К тому же грузчик из тебя так себе… – кивнул Саулюс. Помолчали.

– Ладно! – решительно прервал паузу Внук. – Хорошо поиграли, но пора возвращаться. Проводите?

* * *

Усевшись, нашел за окном стоящих на перроне Зайчиков и помахал им. Неринга, широко улыбаясь, тщательно прикрывая ресницами тревогу, помахала в ответ. Заяц насмешливо поднял вверх кулак и послал воздушный поцелуй. Поезд тронулся.

Жильвинас не определился: правильно ли он поступает, уезжая от Андрея или нет. Почти весь день после возвращения, сразу после того как вместе с Нерингой обнаружили там Андрея, оставались на площадке. Практически не разговаривали – играли. Один-на-один, «кузнечик», «тридцать три», «минус»64, два-на-два с местными, три-на-три с местными – сначала за них играл кто-то из англичан, потом Заяц вообще заявил, что они и с Нерингой, в качестве «третьего», играть могут, и играли, и выиграли. Когда окончательно стемнело, так, что даже уличные фонари не спасали, Заяц наконец-то зажал мяч в локте.

– Ну что, завтра едешь?

– А ты? – спросил тогда в ответ Жильвинас, спрашивая сразу и что Заяц намерен делать дальше со своей жизнью, и не хочет ли Заяц поехать вместе с ним – развеяться, повидаться.

– Ну же нет! – рассмеялся Андрей. – Мне последнюю неделю все ночи приходилось помнить, что ты в соседней комнате спишь, а уж какому пожару у вас со Спичкой я мешать буду – даже представлять не хочу…

Жильвинас ответил единственным возможным образом: обозвал друга идиотом и до конца вечера не возвращался к теме. Наутро спросил прямо: как ты, Заяц; что теперь с тобой будет? Заяц беспечно махнул рукой:

– Знаешь сколько в Кенте пакхаусов, заводов и складов? Надо будет – хоть завтра на работу выйду…

Пока Жильвинас удивлялся насколько одинаково говорят Андрей с Нерингой, сама Неринга громко вздохнула. Тогда Заяц повернулся к ней:

– Что такое?

Неринга украдкой посмотрела на Жильвинаса, поймала его ободряющую улыбку и пересела с кресла на колени к Андрею.

– Ты же знаешь, Зайчик, что тебе не обязательно завтра выходить на работу?

– В смысле?

– В смысле, пока мы живём в этой квартире – нам и одной зарплаты прекрасно хватает. Даже накопленное трогать не придётся…

Заяц покосился на Жильвинаса, хотя Жильвинас тут был ни при чём – тот разговор на берегу у них с Нерингой был единственным – и деланно засмеялся:

– Если ты хочешь, чтобы я тебе на шею ноги закинул, зайка моя, мы обязательно это опробуем. В спальне. Но мы же не просто так продолжаем в этой квартире жить и не просто так копим…

Жильвинас раздумывал – не стоит ли ему выйти из комнаты. Мешало то, что выходить из комнаты в этой квартире особо было некуда. Неринга погладила мужа по волосам.

– Конечно, не просто так… И я очень хочу свой дом и ребёнка, и чтобы когда он родится, уже не надо было переживать о ренте, о том как нас всех одевать и кормить. Хочу, чтобы не надо было бросать его через несколько месяцев в ясли и возвращаться на работу. Для этого мы копим, для этого мы сейчас жмёмся. Я хочу этого, всё так, Андрей. Но ещё я хочу, чтобы ты жил. А ты, Андрей, тлеешь, и это плохо. И ничего из перечисленного этого не стоит, честно…

Жильвинас, в качестве компромиссного решения, прикрыл глаза. Жена Зайца подобрала абсолютно правильное слово и, что самое главное, не побоялась его использовать. Сам Жильвинас, например, боялся. Всё-таки Заяц удачно женился. Заяц в это время переводил глаза с жалобно смотрящей на него Неринги на опустившего взгляд, но не скрывающего своего согласия с Нерингой Ужа и обратно на жену. Словно подозревая их в сговоре.

– Хурму вы придумали, – сказал, помолчав. Сильнее приобнял жену. – Хорошая жизнь, хороший план, почему сразу «тлею»? И… А что вы предлагаете?

– Не знаю… – тихо отозвалась Неринга. – Правда не знаю, Андрей, прости меня за это. Но ты умный, ты можешь найти – и у тебя есть время подумать, правда…

– Помнишь, ты в детстве любил декламировать…. Как там… «Если я гореть не буду – кто тогда рассеет мрак»65?.. – Жильвинас, наконец, поднял глаза и встретился взглядом с Зайцем. После долгого противостояния, первым отвёл глаза Заяц:

– «Кто тогда согреет мир». Версию про «мрак» Вичка отстаивала, – Он поцеловал жену в щёку и, подвинув её, поднялся с дивана. – Всё, по коням. У тебя поезд через сорок минут.

Так и решилось, что Жильвинас едет. Так и расстались. Только на вокзале Заяц придержал за локоть уже заходящего в поезд Ужа:

– Ты там… Когда вы окончательно разберётесь… Свяжись со мной. В конце концов, уникальный случай – одновременно новую жизнь начинаем. Когда такое было?

Такое было после школы. После Стритбаскета и памятного матча один-на-один во дворе. Отвечать Уж не стал. Просто хлопнул Зайца по плечу:

– Конечно!

От Ширнесса до Ситтинбурна поезд ехал двадцать минут. Двадцать минут Жильвинас готовился к первому шагу к тому, что Заяц так просто обозвал «окончательно разберётесь». Так и не приготовился. Так и не собрался. Вышел из поезда в Ситтинбурне на четвёртой платформе, и, следуя указаниям Зайца, нашёл первую. Дождался прибытия поезда на «London, Victoria» и, только устроившись в нём, осмелился написать: «Привет, дорогая. Буду на Виктории в 13:40. Поезд SouthEasternRailways. Номер телефона – ….». Отправил. Почувствовал, что дрожит. Огляделся, пытаясь найти в попутчиках отражение своего состояния, но все занимались своими делами, тактично оставляя молодого взволнованного пассажира наедине с его переживаниями. Пытаясь успокоиться, закрыл глаза. Вдруг резко достал телефон и послал ещё одно письмо, вдогонку предыдущему. «Если не сможешь встретить – буду искать путь в Лутон. Увидимся»!

Вика не отвечала. На самом деле. Вика не отвечала уже очень давно. Вика перестала отвечать сразу после того, состоявшего из нескольких, тогда ещё ограниченных смешным количеством символов, сообщений перед вечерней игрой с «Дворнягами» летом двухтысячного. Летом после школы. При встречах она искренне радовалась ему, вечера, когда такие встречи выпадали, они проводили поглощённые почти исключительно друг другом, не замечая прочих друзей, не замечая улыбок прочих друзей и, зачастую, не замечая, что прочие друзья разошлись, оставляя их друг с другом, со своим общим прошлым, с так и не случившемся после школы будущим. Но на письма и сообщения Вика после школы не отвечала. Когда они встречались последний раз – недавно, год назад, на вильнюсском концерте «Ленинграда», он осмелился и спросил: «Мне не писать тебе»? «Пиши»… Она тогда пожала плечами и чуть грустно, чуть горько, чуть насмешливо – как только она одна умеет – посмотрела Жильвинасу в глаза. «Я читаю». От отвёл взгляд первым.