– Ценатер вам доверяет настолько, что позволяет самостоятельно делать закупки?

– На этой меди много не прикарманишь, да и разве пойдет он сам в нищую деревню торговаться с местными голодранцами?! Ценатер Хфорц тот еще сноб… Сам столь же родовит, как дворовая шавка, но строит из себя наследника престола… Не думаю я, что нам что-то обломится в этой деревне, – с нашим ценатером ноги недолго протянуть.

– Почему?

– Да потому! Наш ценатер, как всегда, первым поспевает только на раздачу тумаков. Полковник кошель ему выделил давно, но он не спешил мне ничего приказывать, так и крутился возле начальства, неизвестно чего ожидая. А когда до меня добрался, то уже поздно было – все порядочные офицеры давно своих солдат в деревню послали. Учитывая, что в деревне из еды пара рыбьих хвостов и просяное зернышко, вряд ли нам там что-нибудь достанется после этих обжор.

– Фол, этого не может быть. Я недавно после кораблекрушения оказался на берегу холодного моря и, не имея хороших снастей, легко себя пищей обеспечивал. А здесь, в этом теплом краю, и вовсе всего хватать должно. Вряд ли, конечно, они смогут накормить целый полк – нас ведь около полутысячи человек осталось. Но хоть что-то для нас обязательно найдут.

– Тимур, хороший ты парень, только вот не понимаешь ничего. Весь этот берег отдан на откуп, здесь даже вшу толстую не поймаешь, а про людей и вовсе молчу.

– Откуп?

– Ну да. Не слыхали в своей Эгоне про такое? Да откуда вам знать, дикарям… В Империи два вида провинций – коренные и новые. Есть еще территории полных протекторатов, но не про них речь. Так вот, в коренных провинциях земля принадлежит или аристократам, или императору, или общине. С аристократами все понятно – деревни на их земле населены их работниками, и покидать своего барона они не могут. Императорские земли вроде аристократских, только правят там управляющие, назначаемые наместниками. Общинными владеют сельские и городские общины. Есть еще угодья жрецов, там они как аристократы хозяйство ведут, так что разницы особой нет. Простому люду везде живется одинаково. От голода не загнешься, но и брюхо нажить нелегко. Общинникам чуток легче, но налоги сильно давят. А вот в новых провинциях…

Земля тут или под местными старыми аристократами, присягнувшими императору, или под новыми, имперскими, или под городскими общинами, или на откупе. Откуп – это когда купец или целая гильдия берет надел на несколько лет в аренду у наместника. Не бесплатно, конечно. Те люди, что остались под местным аристократом, обычно живут не хуже, чем имперцы коренных провинций. Новые аристократы тоже своих людишек не сильно гнобят – им ведь с ними жизнь доживать. А вот откупщики готовы последние портки вместе с задом сорвать: им ведь главное – успеть как можно больше денег из арендованной земли вытянуть. Наместник в их дела не лезет – лишь бы серебро шло без задержек. Откупщики полностью подбирают под себя самое прибыльное – рудники, мельницы, солеварни. Кузни, гончарни, мастерские – все это разоряется дикими налогами, а взамен гонят товары гильдейских мануфактур по низким ценам: ведь местные мастера не могут по таким торговать из-за высоких поборов. Народ на лучшей пахотной земле и пастбищах тоже облагают высокими налогами, и тем волей-неволей уходить приходится, а после этого их землю обрабатывают за жалкую медь батраки. Сеют неистово, истощая все соки – лишь бы успеть выдрать побольше. Пасут скот, покуда траву вместе с почвой не выбьют. На нищих участках, наоборот, стараются и соки выжать, и не дать народу разбежаться: ведь с наемными батраками возиться там будет невыгодно. Кого из беглых поймают – руки-ноги перешибают. Вот этот берег весь на откупе.

Тим, переваривая информацию, кое-чего не понял:

– Но ведь после откупщиков останется разоренный край. Земли истощены, ремесло зачахло, народ обнищал, многие ушли, кто сумел. Смысл Империи таким заниматься?

– Не знаю я, в чем смысл. Думаю, императору про это просто неведомо, иначе бы он откупщиков давно прижал к ногтю, словно зажравшуюся вошь. А вон и деревня. Ну готовься, может, что-нибудь нам и обломится. Хотя сомневаюсь, что эти оглоеды нам хоть что-то оставили.

* * *

Деревня Тиму не понравилась – она наглядно демонстрировала правдивость слов Фола. Конечно, глупо ожидать здесь мраморных дворцов, но даже нищета во всей своей простоте бывает разной. Местная нищета была крайне неприглядной. На всем будто печать запущенности и безнадежности стояла – от перекошенных хижин до лиц жителей. На берегу сохнут латаные-перелатаные сети, тощие собаки лают скорее не угрожающе, а просительно, умоляя дать им хоть что-нибудь, в грязном песке пляжа у корявых лодок копошатся худющие дети со старческими глазами.

Это до чего надо довести ребенка, чтобы он так смотрел?

Старик, встретивший солдат у околицы, был столь же худ, как местные дети, а за его одежду никто не дал бы и медяка. В Эгоне из такой ткани мешки делают – ни один нищий не станет использовать столь суровый холст. Если в глазах детворы читалась мудрость веков, то в его глазах не читалось уже ничего: они давно потухли, окаменев в странном выражении – одновременно жалостливом, просительном и чуть сердитом.

– Еды нет – вы унесли уже все, – непреклонно заявил старик, не тратя времени на церемонии.

– Да мы здесь впервые, ничего мы отсюда не уносили, – возразил Фол.

– Вы для нас на одно лицо. Солдаты уже пришли и забрали все. Мы теперь будем голодать несколько дней – в округе за эту медь не купить ничего, а до города путь неблизкий.

– Вон у вас сколько сетей – наловите рыбы и будете сыты. Мне надо накормить своих людей сегодня, а завтра нас здесь уже не будет, и никто вас больше не потревожит.

– Управляющий запретил нам есть рыбу до конца месяца – если мы нарушим его приказ, нас накажут. Весь улов мы сейчас свозим к коптильне. Она дальше по берегу, до нее несколько миль. Попробуйте купить еду там. Мы не можем продать ничего больше – все старые запасы уже забрали ваши солдаты. У нас маленькая деревня, мы не можем накормить такую толпу. Идите дальше, ищите еду в другом месте.

Тим вообще-то мог бы денек и поголодать, но после всех этих слов почему-то почувствовал себя крайне голодным – готов был сырую камбалу слопать. Вопросительно покосившись на Фола, он ожидал, что тот велит разворачиваться восвояси, но интендант не сдавался.

– Значит, вы отказываетесь кормить солдат, которые идут в бой сражаться за вашу Империю? Мы ожидали более теплой встречи… непохожи вы на честных граждан… Пойдем-ка, Тимур, назад, в лагерь и приведем сюда третью роту. Наши головорезы камня на камне не оставят от этого змеиного гнезда. И пусть откупщики жалуются хоть самому императору – мы в своем праве. Нас позвали сюда, обещая, что в каждом доме будет кров и стол, но здесь я этого не заметил. Прощай, старик, – надеюсь, таких, как ты, здесь немного и больше мы их не встретим.

Озадаченный Тимур направился за интендантом. Фол решительно удалялся в сторону лагеря, четко чеканя при этом шаг и держа руку на рукояти меча. Столь бравого вида за ним до сих пор не замечалось – солдат явно работал на публику.