Кайя выслушал ее, а затем на его узком непримечательном лице застыло выражение озабоченности. София знала, что верный сотрудник свято чтил субординацию, и потому для нее стало сюрпризом то, что в следующую минуту он поднялся с кресла, шагнул ближе к столу и, понизив голос, спросил:

– Мисс София, не сочтите за дерзость… У вас все в порядке? Нужна помощь?

Невольно она представила себе, как вся эта сцена должна была бы выглядеть со стороны. Какой сейчас видит свою несгибаемую начальницу Кайя, что в ее облике так потрясло его, что всегда сдержанный и подчеркнуто профессиональный менеджер осмелился так грубо нарушить неписаные правила компании?

Осунувшееся лицо, запавшие, обведенные черным глаза, заострившиеся нос и скулы, тяжелый взгляд… Чудовищное нервное напряжение, постоянные диалоги с самой собой, бессонные ночи у окна, пальцы, уставшие судорожной хваткой сжимать армейский бинокль… Абсурд ситуации заключался в том, что выглядела она сейчас ровно так же, как и объект ее расчетливой травли, как Беркант. Парадоксально, но никогда еще они не были так похожи, и никогда, кажется, она не чувствовала себя ближе к нему. Претворение в жизнь ее мстительного плана словно сплотило их в одно целое, и, нанося удар за ударом, София чувствовала, как слабеет сама, как каждая отыгранная сцена гибельного спектакля бьет по ней, подрывает силы, вызывая нечеловеческую боль внутри.

Не это ли разглядел в ней наблюдательный мистер Кайя? Не потому ли с таким участием смотрел на нее теперь?

– Благодарю вас, мистер Кайя, – отозвалась она. – Но у меня все хорошо.

Солнце за стеклом погасло, на город опустились сумерки, и в кабинете, освещенном лишь настольной лампой, стало неуютно. Темнота заклубилась по углам, расчертила пространство странными причудливыми тенями. И Софии вдруг стало страшно. Показалось, будто оттуда, из черноты, на нее глядят измученные, исполненные страдания глаза. Она мотнула головой, отгоняя наваждение.

Что же это? Школьный закон физики? Действие равно противодействию? Подрывая рассудок Берканта, она с каждым разом все больше теряет свой собственный? Медленно сходит с ума и так же, как и он, начинает шарахаться от звуков, взглядов и порожденных собственным воображением фантомов?

– Мисс София, – проникновенно заговорил Кайя. – Я служил еще вашему отцу. Я отдал «EL 77» практически всю жизнь. Я не стану говорить, что вы мне как дочь, это будет неправдой. Но сами понимаете, за столько лет невозможно не сродниться с фирмой, не почувствовать себя в какой-то мере членом этой огромной семьи.

София медленно усмехнулась:

– Честно говоря, мистер Кайя, своих кровных родственников я не жалую. Да у меня их и нет больше. Но быть в родстве с вами я не против.

– Вы только что сказали, что доверяете мне, – продолжил Кайя. – И я хочу вас заверить, что, если у вас есть какие-то проблемы, вы можете обратиться ко мне за помощью. Я не предам и сохраню полную конфиденциальность. Может быть, вы считаете, что я не смогу помочь вам разобраться. Возможно, так оно и есть. Но одна голова хорошо, а две лучше, мисс София. Я ведь вижу, что в последнее время вы сама не своя.

Вопреки всему эта речь Софию тронула. Не привыкшая полагаться даже на близких, до сих пор она никогда не сталкивалась с тем, чтобы посторонний человек, человек, у которого, в общем-то, были причины относиться к ней не лучшим образом, предлагал бы помощь бескорыстно. Впрочем, пользы от этого его трогательного выступления все равно не было никакой. Можно было только представить себе, как бы отреагировал Кайя, если бы она откровенно сказала ему: «Помоги мне изощренно прикончить одного моего врага». Как бы исказилось от такого заявления это его сухое, как будто слегка стертое ластиком лицо.

София почувствовала, как где-то в горле зарождается истерический смешок, и откашлялась, прогоняя его.

– Мистер Кайя, я очень ценю вашу искреннюю готовность помочь. Но, уверяю вас, у меня нет проблем, с которыми я не смогла бы справиться самостоятельно. Давайте теперь займемся нашими делами.

Сказав это, она придвинула к себе тяжелую стопку бумаг, и Кайя, сдавшись, склонился над столом.

* * *

Квартира, в которой жил Беркант, располагалась на пятом этаже. Внизу, на дверях дома, стоял кодовый замок, в подъезде сидел консьерж. Все это София знала еще по тем временам, когда они с Беркантом были близки. Кроме того, известно ей было и то, что в нижних этажах дома находились учреждения: на первом аптека, на втором – фитнес-клуб. А это означало, что, несмотря на охрану, несмотря на установленные камеры, в подъезде постоянно толклись посторонние люди. Заходили, выходили, забегали в аптеку, поднимались в спортзал, сталкивались на лестнице, останавливались поболтать, топали, хлопали дверями, галдели. В такой сутолоке незаметно проскользнуть в дом и подняться на пятый этаж не стоило никакого труда. Именно этим она и воспользовалась, засылая к квартире Бреговича специалиста по вскрытию замков и изготовлению ключей по слепку.

Как и ожидалось, дело было сделано в два счета, и вскоре в ладони ее уже лежала связка ключей, открывающая доступ к жилищу ее жертвы. София тогда невольно вздрогнула, ощутив прикосновение прохладного тяжелого метала к коже. В тот же день и айтишник Кристофер отрапортовал ей, что ее задание выполнено, и показал, как получить доступ ко всей интернет-активности Берканта, как прочитывать его сообщения, как самой писать в любой чат, на любой сайт или любому абоненту от его имени. София, внимательно выслушав его, дала новое задание – проникнуть в систему видеонаблюдения, установленную в подъезде интересующего ее дома, и стереть записи за определенный отрезок времени.

Она тогда поднялась в квартиру, арендованную для нее начальником службы безопасности на чужое имя, взяла в руки тяжелый армейский бинокль и заняла пост у окна. Логово Берканта находилось ровно напротив нее, глядело в сгущающиеся сумерки желтыми окнами. А когда София поднесла бинокль к глазам, и сам Беркант оказался как на ладони. Она видела, как он вышел из ванной, накинув на плечи махровый халат, как остановился и плеснул себе в бокал красного вина, как опустился на диван и открыл ноутбук. Мягкая ткань сползла вниз, и София ясно видела перед собой его тонкое, щуплое, какое-то трогательно-беззащитное обнаженное плечо. Поразительно, но это явное доказательство его слабости, ее превосходства и обещание, что месть ее будет успешной, не обнадежило ее, а, наоборот, вызвало всплеск истошной тоски.

На следующий день, дождавшись, когда Беркант уйдет из дома, и выяснив по его переписке, что вернется он не скоро, она надела спортивный костюм, уложила все необходимое в яркую холщовую сумку и, приняв таким образом вид спортсменки, отправляющейся в фитнес-центр на занятия по йоге, вошла в нужный ей дом. Тогда она впервые оказалась в его квартире одна. Это было странное, болезненное ощущение. Все здесь было ей знакомо, все навевало воспоминания о том, как Беркант цеплялся за ее руки, хриплым шепотом рассказывал о беде, случившейся с ним в детстве, умолял ее никогда не бросать его, обнимал так, словно боялся, что, если отпустит, она исчезнет навсегда.