Он произнес это так залихватски уверенно, что даже и сам как-то поверил в свои слова. Серкан с сомнением покосился на него, но покивал. Беркант же огляделся по сторонам и решил, что пора перейти к осуществлению своего плана. Он уже достаточно примелькался сегодня и наверняка попал в кучу телефонных объективов.

Подходящую девчонку он заметил быстро. Знойная брюнетка с длинными, до поясницы, распущенными волосами и карими глазами обдолбанного олененка. То, что нужно. Он подобрался к ней на танцполе, невзначай обхватил руками за талию и немного покачался с ней в ритме звучащей музыки. Та взглянула на него и изумленно приоткрыла рот:

– Оу, ты – тот самый актер, Беркант Брегович, про которого столько писали в последнее время?

– Он самый, тебе сегодня вечером крупно повезло, детка! – отозвался он.

– Но разве ты… Разве ты интересуешься женщинами? – захлопала наклеенными ресницами девица.

– Еще как! – заверил Беркант и прижался к ее бедру, демонстрируя образовавшуюся в брюках выпуклость. – Поедем ко мне, и я тебе это докажу.

Уломать девицу оказалось нетрудно. Он угостил ее парой коктейлей, покружил на танцполе, не забывая время от времени делать снимки и тут же отправлять их в stories своего официального «Инстаграма». Вскоре она уже растаяла, начала сама вешаться ему на шею и просить поскорее умчать ее в более тихое место.

В такси он на всякий случай несколько раз громко назвал свою фамилию, а потом довольно откровенно лапался с девицей, ловя в зеркале заднего вида взгляды водителя. Ничего-ничего, пускай смотрит. Может, даже сфоткает их на телефон и вывесит где-нибудь в «Инстаграме». Перед домом он нарочно потоптался на крыльце, обнимая брюнеточку, хватая ее за грудь и вертя по-всякому, чтобы притаившиеся в кустах уроды смогли заснять их с разных ракурсов. Так вам! В задницу себе засуньте свое жалкое вранье. Сегодня вечером он всем докажет, чего стоит. И устроит этой малышке такую ночь, что завтра по всему Стамбулу пойдет молва о том, какой он крутой жеребец.

В лифте они с Олененком не отрывались друг от друга. Беркант усердно мусолил губы девицы, расстегнул на ней платье и шарил жадными ладонями по разгоряченной коже. Та начала уже призывно постанывать и изгибаться в его руках.

С сожалением выпустив ее на лестничной площадке, он открыл ключом дверь квартиры, щелкнул выключателем, зажигая свет сразу во всех комнатах – если кто дежурит под окнами, пускай видят, пускай как следует все заснимут. Девчонка подошла к нему со спины, обвила руками, прижалась всем телом. Беркант собирался уже развернуться, сгрести ее в объятия и потащить в спальню, как вдруг застыл на месте, пригнулся даже, будто его неожиданно огрели по голове бетонной плитой.

Прямо перед ним в проеме между окон висел его собственный черно-белый фотографический портрет. Висел там же, где и всегда, в той же раме, на той же высоте. Но изображение было другим. Вместо изящного, поразительно красивого, утонченного юного парня на Берканта смотрел оплывший, опустившийся, рано постаревший мужик. Под больными, испуганными глазами его нависли тяжелые мешки, лоб избороздили морщины, на висках блестели залысины. Он стискивал тощие, узловатые руки перед собой и глядел на зрителя с затравленным, бесконечно усталым и безнадежным выражением.

Он висел там словно в насмешку. Словно одним своим видом должен был напомнить Берканту о том, что юность его давно прошла, что красоту, изящество и свежесть он утратил, и если еще не превратился в вот этого жалкого, больного, истощенного старика, то произойдет это очень и очень скоро. Зловещий потрет Дориана Грея, неизвестно как появившийся на стене его запертой квартиры.

В первые мгновения Беркант просто смотрел на него, чувствуя, как от ужаса пересыхает горло и подкашиваются колени. А затем заорал – страшно, надрывно, так, что тершаяся рядом девица вздрогнула и невольно отшатнулась. Потом она, конечно, снова полезла к нему, заголосила:

– Что с тобой, милый? Что случилось?

– Убирайся! – не помня себя, взревел Беркант. – Вон отсюда! Вон!

Он с силой оттолкнул от себя девчонку. Та, шарахнувшись боком об стену, завизжала и в ужасе выскочила за дверь. Беркант слышал, как дробно стучали по ступенькам ее каблуки. Сам же он, не понимая, что делать, лишь все острее чувствуя, как его захлестывает ослепляющая, оглушающая паника, нашарил на кухонной стойке кофейник и с размаху швырнул его в портрет. Стекло разбилось, и по испитому лицу старика потекла коричневатая жижа.

Этот старый прохиндей Карл не ошибся. Он все предугадал, был прав во всем. Моя беда в том, что я не могу отпустить тебя, Боренька. И не смогу никогда. Но Беркант – не ты, это он как-то сумел вложить в мое больное сознание. Он – не ты, он не мой брат, и во мне нет к нему жалости и не будет никогда. «Нет жалости во мне, а значит, я не зверь». Это хорошо. Это правильно. Я останусь сама собой, отвечу ударом на удар и обрету покой. Карл ведь именно этого от меня и добивался, правда? Интересно все же, каков был замысел этого чертова психиатра, знатока всех человеческих слабостей…

О, ревнивая тварь, злобная гиена, властолюбица, приготовления к казни состоялись, и скоро его не станет, ты убьешь его собственными руками. Глаза его, так похожие на глаза твоего брата, которые, казалось, собрали в себе все краски Мирового океана, навсегда померкнут для тебя, и ненависть станет твоей главной чертой, беспощадная, одинокая София… Жестокий палач, собирающийся казнить того, кого любил больше жизни… Одержимая больной страстью, взрастившая в себе глумливого беса, ни во что не верящая, никому ничего не прощающая, покинутая, растоптанная, вынужденная забыть все законы милосердия, распявшая себя саму рядом с ним… Ты – хладнокровная, беспринципная убийца, ты давно кружишься в неистовом вальсе с бесами, и именно они твоя опора, ты не смогла спасти своего прекрасного брата, своего Бориса, а скоро закончишь с ним – светом очей своих, казнишь и растопчешь того, кого желала любить безмерно…

Боря, Боренька, ты слышишь меня? Помоги своей сестре избавиться от удушающей ненависти. Я бы хотела отпустить тебя, брат мой, простить и забыть, но я не могу. А значит, мне остается лишь последовать заветам доктора Карла. Я должна поступить так. Это судьба, от которой не убежать.

– Мистер Кайя, у меня будет для вас поручение, – сказала София, глядя в высокое окно своего недавно заново отремонтированного кабинета.

Там, за стеклом, постепенно гасли краски долгого теплого сентябрьского дня. Оранжевое солнце сползало за вышки небоскребов, и небо окрашивалось мягкими, напитанными негой и теплом розовыми и сиреневыми полосами.

Кайя, расположившийся в кресле напротив ее стола, подался вперед, скрестил пальцы, демонстрируя готовность слушать.

– В следующие несколько недель я не смогу заниматься делами корпорации, – произнесла София, все так же не глядя на него, лишь краем глаза отслеживая его движения. – И я хочу назначить вас своим временным заместителем. Последние события показали, что я могу доверять вам всецело, и я надеюсь, что вы не разочаруете меня. Давайте сейчас пройдемся по последним нашим проблемам и задачам, чтобы я могла спокойно передать вам дела.