полны слез. Тварь. Убью ее стерву. Я со всей силы толкнула Владу, хотела по наглой морде треснуть, но на меня лети смотрели.

— Еще раз сына моего тронешь, я тебе руки поломаю и наращенные патлы выдерну, поняла?

— Защищаешь своего нагулыша! На Макса решила повесить, да? Не выйдет ничего, я не позволю!

Я снова схватила ее и оттащила от детей. Кажется, Влада не в себе. Она в принципе не нормальная, но сейчас на лицо истерика и шизофрения.

— Пошла вон отсюда, или я вызову полицию и заявлю на тебя за причинение вреда ребенку. У тебя пять секунд.

— Я уйду, но сначала расскажу, кто утешал Максика, пока ты дома с мужем была.

Я нахмурилась. О чем это она?

— Да-да, я о той ночи. Я была с ним. Лежала под ним. Он имя твое слышать не хотел, но рычал мое, когда кончал. — Влада приблизила ко мне лицо. Я сглотнула. — И это не первый раз: мы трахались под носом его отца много лет. Спроси сама. Напомни, как в двадцать лет первый раз трахнул меня в доме папочки под душем. Спроси.

— Пять секунд кончились. Пошла вон, — холодно отчеканила, а внутри черная дыра разрасталась. Я думала больно было, когда Макс отказался от меня снова, не простив окончательно. Но обвинять меня, а самому утешаться в объятиях мачехи — это вообще как?! Если она не врала, а чувствовалось, что правда здесь есть, может не абсолютная, но есть, то они состояли в отношениях, давних и мерзких. Она же жена его отца. Мерзость. Фу! Что же за мужчины меня окружали?!

— Я уйду, но запомни: я — женщина Барсова.

— Убирайся! — я уже кулаки стиснула. Давно я курам хвосты не ощипывала!

Влада фыркнула и обошла меня. Я с трудом удержалась, чтобы не броситься на нее. Сука сына моего обидела и меня оскорбила — неужели дам ей уйти с гладкой шевелюрой?! Я посмотрела на Матвея, обнимавшего Пончика, и поняла, что ему нужна мама. Вот прямо сейчас. Еще одну неадекватную он не выдержит.

— Пойдем домой, — позвала его. Он робко помахал ребятам, которые так и стояли с открытыми ртами, и ко мне подошел. Я обняла его, и мы поднялись в квартиру. Нас ждал серьезный разговор. Матвей слишком много услышал.

— Мам, а почему эта женщина так сказала? — задал вопрос, когда мы помыли лапки Пончику.

— Пойдем, — взяла сына за руку, и мы сели на диван. — Забудь все, что услышал сейчас. Та женщина говорила глупости. Она просто злая. Как мачеха из сказки про Золушку, помнишь?

— Эта девчачья сказка, — ответил он. — И для мелких совсем, а я взрослый уже.

— Ты взрослый… — вздохнула я. — Именно поэтому я расскажу тебя кое-что очень важное.

Я собралась волю в кулак, еще раз крепко поцеловала его в макушку и начала свою исповедь. Версию для детей, естественно.

— Ты же помнишь дядю Максима?

— Мам, ну конечно помню! — нетерпеливо воскликнул. Он не понимал еще, насколько важное открытие его ждало. Иначе сидел бы тихо, надеясь, что само как-то разрешится. Без него.

— Мы с Максимом давно знакомы. Еще до твоего рождения… Мы с ним дружили и любили друг друга.

Матвей нахмурился. Как и любой мальчишка на нежное, интимное, взрослое фыркал. Сейчас сдержанно хмурился.

— Мы с ним сильно поссорились, и Максим улетел в другую страну. А я осталась, — все пора… — а со мной ты, в животике.

— Я не понимаю, — только и сказал, хмурясь наполную.

— Сыночек, твой родной папа — это Максим.

Теперь все знали. У меня больше не было тайн.

— А папа? — я сразу поняла, что он про Женю.

— Папа вырастил тебя, заботился о нас. Женя тоже твой папа.

— Получается, у меня два папы?

— Получается два, — осторожно ответила я. Ощущение, что вулкан подо мной бурлил, только я не знала, его просто потрясет или извержению быть.

— И что теперь? Мы с этим Максом жить должны?

— Мы никому ничего не должны, — очень четко повторила, глядя в серьезные глаза сына. У детства не должно быть такого взгляда. — Но если ты захочешь: дай шанс Максиму. На общение и дружбу.

— А зачем она ему сейчас понадобилась?

— Матвей, это моя вина. Это я ему не рассказала. Лишила права быть твоим отцом. Я была так зла и обижена на него, — и я не сдержалась, шмыгнула носом.

— Мам, не плачь, — и он обнял меня. Не ненавидел. Этого я боялась больше всего. Меня могут бросить все, предать или забыть, но если сын будет любить — это уже очень много. — Я тебя защитю! — сказал грозно.

— Защищу, отличник, — попеняла сквозь слезы.

— Мам, вы с папой из-за этого разводитесь? Потому что я не родной?

— Нет, конечно! Что за глупости! Папа всегда знал. Бабушка тоже, но это не мешало ей любить тебя. Так будет и сейчас! — затем тяжело вздохнула. — С папой мы расходимся, потому что больше не любим друг друга.

В Женину любовь я больше не верила, это скорее одержимое желание иметь. Все что было во мне умерло. Оно умирало с каждым подлым поступком, последним гвоздем стало похищение Матвея. Женя знал, что это самое болючее для меня.

— А как ты смотришь на то, чтобы махнуть к бабе Тане недели на три в Сочи?

— Было бы круто, — ответил, но прежнего энтузиазма не было. Обдумывает услышанное, деточка моя.

— Я люблю тебя, сынок.

— А я тебя.

Уже поздно вечером, когда Матвей и Пончик улеглись, я позвонила Барсову.

— Привет, Дина, — он был рад меня слышать, а вот я нет!

— Пожалуйста, избавь нас с сыном от истерик твой любовницы, лк?

— Что? Не понял?

— А что понимать! — грубо оборвала. — Твоя мачеха и любовница, которую ты трахал и трахаешь, приехала ко мне домой и напала на моего сына! Барсов, какой же ты мерзкий. Ненавижу тебя. Всех вас ненавижу. Предатели! — и отключилась.

Я выдохнула и вернулась на кухню. Выговорилась! Понятно, что он теперь не слезет, может даже через суд начнет требовать признание отцовства, но пусть знает, что между нами лично все кончено. В моей жизни больше не будет двуличный подлецов!

Глава 40

Макс

— Вот так раз, — проговорил и снова набрал Дину. Ну, конечно, теперь она трубку не брала!

Я понял ровно половину из сказанного. Неужели это белобрысая тварь осмелилась причинить вред ребенку? Матвею! Моему сыну! Как она вообще про него узнала? Черт, я думал опасаться нужно Савина, но в моем кругу тоже не здоровые личности имелись.