И как, в какую минуту это случилось, гадать уже было бесполезно.

Москва подключилась к операции по задержанию быстро и оперативно. Оцепить в ночное время район промзоны, примыкающий к железной дороге, – в этом в принципе не было ничего невыполнимого.

Когда Катя увидела патрульные машины, сотрудников ППС и ГИБДД, всю эту немного показную, чисто ведомственную суету, которая всегда словно аура окружает такие события, как задержание ОО – «особо опасного», у нее отлегло от сердца.

В самом деле отлегло. Все это было привычным, виденным десятки раз, описанным в репортажах для криминальной полосы с той или иной дозой вероятности и вымысла.

Только вот в каких пропорциях вымысел и вероятность будут присутствовать на этот раз, Катя боялась даже предполагать. Просто смотрела по сторонам, стараясь не упускать из виду Мещерского и не отставать от полковника Гущина.

Блестящие от дождя крыши, мокрые рельсы, скопище каких-то строений – то ли гаражи, то ли склады, то ли цеха. Луч железнодорожного прожектора прокладывал узкую оранжевую тропу, и она уводила куда-то в глубь этого заброшенного безлюдного места.

– На машинах туда не проедешь. – Гущин включил фонарь. – Оцепление пусть так и остается на месте, а мы двумя группами начнем осмотр территории.

В группах было по нескольку сотрудников да плюс еще «приданные силы» из числа московских коллег из отдела милиции Тушина, но…

То ли территория промзоны была велика, то ли света мало – «приданные силы», да что говорить, все они, едва лишь ступили во тьму под дождь, как-то разом все растворились, потерялись в этом урбанистическом пейзаже. Хаос и запустение…

Кого здесь можно найти? Разве мы найдем ЕГО? – Катя, подняв голову, подставив лицо под струи дождя, видела вокруг лишь кирпичные стены и черный треугольник неба между ними. Это было похоже на горное ущелье. Старый цех трикотажной фабрики – шесть этажей, выбитые стекла, здание, предназначенное под снос. Темная громада, как склон горы. А вот еще один цех, двор, заваленный бытовым мусором, и дальше арка между кирпичными заводскими коробками.

Арка… ворота…

Мещерский повернул туда.

– Без меня не ходи! – Катя по лужам, не обращая внимания на застывшие ноги, догнала его чуть ли не бегом. – Постой, ты ничего сейчас не слышал?

– Нет.

– Вот сейчас.

– Это бродячие собаки.

ГРАЖДАНИН УГАРОВ, СОПРОТИВЛЕНИЕ БЕССМЫСЛЕННО, МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ, ПРЕДЛАГАЕМ ВАМ СДАТЬСЯ И ВЫЙТИ!

Прогремело в мегафон со стороны патрульных машин, перекрывших въезд на территорию. Словно в рог протрубили во время большой охоты. Того, за кем гнались, поднимали, как зверя в берлоге, надеясь спугнуть, заставить выдать себя.

– Где он точно, мы все равно не знаем. – Мещерский смотрел в темную арку, а потом шагнул под ее своды. Его будто тянуло внутрь.

– Э, консультант, старших положено вперед пропускать.

Катя оглянулась: Гущин, с ним все же как-то спокойнее.

– План зданий, конечно, не помешал бы в этом долбаном муравейнике. – Гущин постучал по стене. – Да тут все скоро под бульдозер пойдет. Крепко строили, прямо монолит. Черт!

Он споткнулся об автомобильную покрышку. У выхода из арки этих самых старых покрышек громоздилась целая гора – точно кто-то когда-то сложил их намеренно, преграждая путь.

Дальше было темно. Гущин посветил фонарем: жаркое пятнышко скользило по растрескавшемуся асфальту, по дорожке, залитой бетоном, уводившей куда-то… Стена, провалы окон, железная лестница, из которой торчали какие-то острые штыри.

Катя поняла: они во внутреннем дворе и это замкнутое, ограниченное стенами цехов, пространство.

Ржавая лестница лепилась к окнам, когда-то это был запасной выход, как и требовала инструкция по технике безопасности. На такую лестницу не то что ступить, дотронуться до нее было боязно – сплошная ржа и коррозия.

– Тут никого нет, – сказала Катя, обернулась к Гущину и…

Опустив фонарь, он напряженно всматривался в темноту – в пустые, лишенные стекол окна.

– Вы двое – ну-ка давайте назад, к арке, к стенам поближе. – Он расстегнул кобуру, полез за рацией, но у него было только две руки, и фонарь…

Фонарь шлепнулся в лужу. Хлоп – лампочка взорвалась. В рации послышалось шипение, а потом щелчок, и связь вырубилась.

И, словно в ответ на это, в окне на уровне третьего этажа мелькнул оранжевый сполох – точно отблеск костра.

Угаров вжался спиной в холодный кирпич. То, что появилось из тьмы, приблизилось к нему почти вплотную. Он ощутил зловоние и…

Перед ним стоял мальчик лет двенадцати со светлыми мокрыми волосами, висящими как сосульки. Его била дрожь – то ли от холода, то ли от сырости. На вид он был самый обыкновенный, каких сотни, какие играют в футбол в соседнем дворе, галдят, кричат, режутся в «стрелялки» за компьютером, смотрят в кино самые тупые, самые потешные, самые убойные сиквеллы, где все летит вверх тормашками, разбивается вдребезги и где льются океаны бутафорской крови из томатного сока…

И вдруг светлые волосы начали сползать с головы клоками, вместе с кожей, лопнувшей, как кожура вареной картошки. Возникли багровые незаживающие язвы, гной заструился по изъеденной трупной проказой коже, как смола по сосновой коре.

Перед Угаровым возникло существо из сна – грязные лохмотья, темные патлы, сгнившая плоть. Полуребенок-полудемон, за которым гнались там, в горах, – гнались на машинах, а потом пешком, с винтовками, с факелами, с канистрами бензина, чтобы спалить дотла, а после лишь с одним жалким полицейским пистолетом.

ВЫСТРЕЛ!!

Тварь разинула пасть, ощерив клыки, и потянулась к Угарову, сгнившие губы что-то шептали.

Кирпичная стена внезапно дрогнула, подалась – нет, не рассыпалась в прах, а словно раздвинулась, растаяла, пропуская.

На одну секунду Угаров увидел двор, окруженный кирпичными стенами фабричных цехов, арку, груду автомобильных покрышек, строительный мусор, ржавую лестницу, вделанную в стену в виде запасного аварийного выхода на случай пожара, а потом все это исчезло в пелене дождя и не стало видно ничего – на много километров, на много миль. Ни времени, ни расстояния – только дождь. И нестерпимое зловоние, бившее в нос.

Угаров закашлялся, согнулся в неудержимом приступе рвоты и…

Пелена дождя начала редеть, ее уже пронизывали оранжевые лучи. Закат над горами, мокрый закат. Под ногами был не бетон – булыжник, много веков назад привезенный с гор, обтесанный, уложенный, – крепкая мостовая, пережившая тех, кто ее мостил.

Пелена все редела, таяла, открывая постепенно склон горы, дома-руины, облепившие его, как наросты, среди зелени и серых камней.

ПРОПИТАННАЯ ДОЖДЕМ ПРОЗРАЧНАЯ КОПИЯ, СЛАЙД, ВМОНТИРОВАННЫЙ В НЕЗДЕШНИЙ ПЕЙЗАЖ, ОБМАН ЗРЕНИЯ?