осторожно и часто замирал. Увидеть его было трудно, но он не хотел будить бородатого сторожа, да и неизвестно, сколько тут могло находиться охранников. Он ужом прополз в проем вниз головой. спустился к сену и сгруппировался. Сено шумно зашуршало. Уильям замер и прислушался. Он потерял из вида стражника.

Так он просидел вниз головой с минуту. Было тихо.

Уильям на четвереньках, тихо шурша, прополз по сену и оказался рядом с шуанем. Разрезал веревки на руках и ногах. Сунул тому в рот эликсир исцеления. Шуань пил большими глотками, затем Уильям дал ему глотнуть эликсир концентрации. Посидел рядом с минуту. Шуань неслышно поднялся, похлопал его по плечу.

– Дальше я сам. Возвращайся, – прошептал он почти на ухо… И спасибо, Уильям, я у тебя в долгу…

Шуань, словно вода, перетек вниз, очутился рядом с дремавшим стражником и, ухватив его голову, резко и быстро свернул ему шею. Посмотрел наверх и помахал рукой.

Уильям, уже не скрываясь, поднялся и по сену добрался до проема в торце над воротами. Вылез, подтянулся и оказался на крыше. Так же на четвереньках пробрался к навесу и спустился возле возка. Где ему сразу же подал платье Пей.

– Как все прошло? – спросил старик… – Кого видел?

– Нормально, – кратко ответил Уильям и замолчал. Старик одобрительно крякнул.

– Ты изменился, Хитрец… – и тоже замолчал. Уильям стянул мокрые штаны, промокшую от дождя рубаху и быстро натянул на себя женское платье. Мокрые вещи свернул и сунул под сено на дно возка. Повязал платок поверх парика и залез в воз. Зарылся с головой в сено и укрылся шубейкой. Уснул он сразу и проснулся от криков петуха. Под навесом о чем-то судачили два крестьянина и Пей. Под боком Уильяма, полностью скрытый сеном, кто-то лежал. Уильям вздрогнул и разгреб сено. Рядом с ним спал маленький Луй Ко. Ульям поднялся, сел и беспокойно огляделся – на него никто не обращал внимания. Успокоившись, он вылез из возка, стряхнул налипшее сено и накрыл место, где спал шуань, своей шубейкой. Сам зябко поежился. Глянул в просвет столбов, удерживающих навес. Уже рассветало, нудный, мелкий дождь прекратился, но небо было затянуто серостью. Подошел Пей.

– Судачат, дочка, – кряхтя забираясь в возок, сообщил он, что на сеновале убили двоих… Ох! Что творится-то… Что творится! – с горестным вздохом произнес он и осенил себя змейкой, Ульям тоже осенил себя змейкой.

– В таверне есть не будем, по дороге поснедаем, – сообщил старик. Лошадку, пока ты спала, я запряг…

Уильям накинул на плечи шерстяной платок и побежал к нужнику. На ходу огляделся. Двор был полон людей, и все о чем-то негромко говорили между собой, многозначительно поглядывали на сеновал, но близко к нему не подходили. Справив свои дела, Уильям вернулся. На пробежавшую по двору бабу никто не обратил внимания.

Пей увидел Уильяма и подстегнул лошадку. Она покорно, но лениво выбралась на просторный двор. Негромко всхрапнула и, подняв хвост, выложила кучу «конских каштанов». Уильям подошел к возку, взял ее под уздцы, погладил по морде и повел к воротам постоялого двора. Там распахнул их, и возок выехал.

Во дворе за их спинами осталась будничная суета и ругань. Пятеро воинов в кожаных доспехах о чем-то говорили между собой. Один из них, широкоплечий гигант с одним глазом, другой глаз был перечеркнут глубоким шрамом. махал руками и грозил остальным…

Отъехали от постоялого двора уже достаточно. Впереди появилась кромка придорожного леса. Ухабистая дорога, утопающая в грязи, шла краем и огибала его по широкой пологой дуге По дороге им не встретились другие возы крестьян или разъезды наемников, и Уильям начал успокаиваться. С шуанем и стариком он разговоры не заводил. Пей погонял лошадку и снова монотонно напевал себе под нос. А Уильям, укутавшись в шерстяную шаль, ссутулился и ехал, подремывая, рядом на козлах.

Поздняя осень. Сбор урожая закончился. Движение по дорогам почти прекратилось. Крестьяне большей частью сидели по домам и чинили развалившуюся за лето и начало осени разную справу. Резали скотину. Солили мясо и диких уток, настрелянных перед их отлетом в теплые края. Бочками заготавливали грибы, дикие ягоды… Все были заняты своими делами, и до воза старика с бабой никому не было дела.

– Проедем этот лесок, и будет хуторок. – неожиданно произнес старик. – Там мой кум живет. У него в лесу охотничья избушка, у него и поснедаем.

– Мы в лес поедем? – спросил Уильям.

– Нет, – ответил старик, на хуторе остановимся. Там я тебя и оставлю. А твоего узкоглазого надо где-то спрятать, приметный он. Вот его в лесу и определим. Пусть там посидит до поры до времени… Пока все утрясется. Чую, скоро суета по тебе, Хитрец, закончится.

Луй Ко из сена ответил:

– Спасибо, старик, я твой должник.

– Сочтемся, мил человек, – отозвался Пей и снова затянул свою тихую, печальную песню.

Хутор показался за поворотом. Лес, краем которого они ехали, упирался речку, и на ее берегу стояло с десяток домов и сараев, вросших в землю, под соломенными крышами. Чернели грязью пустые огороды. Одиноко торчали на кольях, размахивая на ветру пустыми рукавами, чучела, отпугивающие ворон. У речки на ее берегу паслось небольшое стадо коров, подъедая последнюю траву. Через речку был переброшен ветхий бревенчатый мосток.

Пей подъехал к самой большой избе и остановил лошадь.

– Тпрууу, старая! – натянул он вожжи, и лошадка послушно встала. – Ждите! – произнес сухо старик. С кряхтением слез с козел и, чавкая грязью под сапогами, пошел к воротам дома. Громко постучал в них кнутовищем. Калитка отворилась. В проеме показалась вихрастая голова мальчонки. Он был босым и переминался на месте. Пей ему что-то сказал, и малец исчез, а вместо него вскоре появился такой же старый как и Пей, мужичок. Низенький, сухощавый. В полотняной рубахе, поверх которой была надета меховая безрукавка. Он быстро стрельнул глазами по сторонам и, обрадованно осклабившись, обнял Пея. Они расцеловались, и хозяин стал отворять ворота.

– Загоняй хворую, – распорядился Пей, и Уильям, стегнув лошадку вожжами, направил ее в ворота.

Возок и лошадку загнали под навес.

– И этот узкоглазый пусть вылазит, – распорядился старик. Нечего бока отлеживать. – Луй Ко услышал и сел. Отряхнул сено, застрявшее в волосах. И только сейчас Уильям увидел, что все лицо шуаня было лиловым, опухшим, в кровоподтеках и ссадинах. Шуань довольно улыбнулся и показал щербатый рот… передних зубов у него не было.

«Как же его сильно били», – подумал Уильям и протянул руку шуаню. Но тот быстро, по-молодому поднялся и ловко спрыгнул с воза.

– Пошли в дом, гости дорогие, – пригласил их хозяин хутора.

В доме было натоплено. На столе, покрытом серой полотняной скатертью, стояли миски. Старуха плотного телосложения и девочка лед десяти ловко и споро накрывали на стол. Ставили