— Подумайте сами — разве не это придает смысл всему? Даже несмотря на неприятности сегодняшней ночи, на все это дерьмо. Я всегда думал именно так. Не променял бы свою нынешнюю жизнь ни на что другое. Бросьте взгляд на остальной мир — это же ходячие мертвецы. Они же просто трупы, Бринн. Сидят, бубнят, сердятся на что-то, показанное по ящику, хотя лично к ним оно не имеет ни малейшего отношения. Ходят на службу, возвращаются домой, толкуют между собой о вещах, в которых ничего не понимают или на которые им плевать… Боже! Да от одной только скуки подохнуть можно! Я бы точно сдох. Мне нужно нечто большее, Бринн. А разве вам — нет?

Здоровой рукой он помассировал себе шею.

— Скажите мне, где она. Пожалуйста. Иначе будет плохо.

— Если скажу, оставите меня в живых?

Помолчав немного, он ответил:

— Нет. Этого я сделать не могу. Но мне известен ваш номер телефона. Я знаю, что у вас есть муж и, вероятно, дети. Если скажете, с ними ничего не случится.

— Назовите мне свое полное имя.

Он покачал головой и усмехнулся.

— Хорошо, пусть будет так. Господин Харт, независимо от того, имя это или фамилия, с настоящего момента вы находитесь под арестом.

И она объяснила ему его права от первого до последнего слова по правилу Миранды.[24]Она никогда не пользовалась закатанными в пластик карточками, как некоторые другие офицеры, — запомнила наизусть много лет назад.

— Вы меня арестовали?

— Вам понятны ваши права?

Повеселившись над ее словами, он сказал:

— Я уверен, вы знаете, где она. Вы ведь договорились о месте встречи, не так ли? Точно договорились. Потому что это в вашем стиле.

Последовало молчание, которое нарушил Харт:

— Жизнь — смешная штука, не правда ли? Кажется, все великолепно. Разработан план, изучено место, произведена разведка, учтены все детали. Ты мог даже принять во внимание такую странную штуку, как человеческий фактор. Путь чист, способ отхода ясен, ты отвлек внимание всех, кого нужно, и вдруг вмешивается какая-то мелочь. Слишком много красных сигналов на светофорах, прокол шины, дорога, перекрытая из-за аварии. Или какой-нибудь полудурок из охранников, которому только что выдали «дезерт игл 44»[25]и ему не терпится пустить его в ход, явится на работу десятью минутами раньше, потому что до звонка будильника его разбудил лай собаки, вспугнувшей белку в двух кварталах от дома…

Голос его постепенно слабел. Он сложил вместе кончики затянутых в перчатки пальцев, поморщившись от боли, когда потревожил при этом левую руку.

— И все твои планы летят к черту. Планы, обязанные сработать, не срабатывают. Именно это и произошло с нами сегодня, Бринн. И с вами, и со мной.

— Развяжите мне руки и сдайте оружие.

— Неужели вы серьезно думаете, будто сможете меня арестовать подобным образом?

— Вы кое-что пропустили. Я вас уже арестовала.

Харт снова потянулся.

— Жаль, я уже не так молод.

Он помассировал свою левую руку.

— Вы давно замужем?

Она не ответила, но невольно посмотрела на его руку в перчатке.

— Семейная жизнь не по мне. А вас она устраивает, Бринн?.. Бросьте, что такое для вас Мишель?

— Моя работа. Вот что она такое.

— И насколько важной может быть работа?

Бринн сдвинула брови, почувствовав при этом боль.

— Вам известен ответ на этот вопрос.

Он хотел что-то сказать, но передумал. Склонил голову, словно признавая ее правоту.

— Возможно, вы и говорили с моим мужем, но вы ведь его не знаете. Он наверняка уже поднял тревогу. Он не из тех, кто ложится спать после десятичасовых новостей.

И снова на его лице отразилось разочарование.

— Это ложь, Бринн.

Она тяжело вздохнула и признала:

— Может, и так. Хорошо. Договорились. Больше никакой лжи, Харт. Грэм действительно мог отправиться спать. Но в четыре утра он встанет, чтобы пойти в туалет. Он это делает каждую ночь в одно и то же время. И увидев, что меня до сих пор нет, позвонит моему шефу, а тот поднимет на ноги всю полицию штата. У вас есть время, но очень немного. И его точно не хватит, чтобы заставить меня сказать, где она. И вот это уже не ложь.

— О'кей, тогда мы могли бы… — начал Харт, но осекся.

Бринн рассмеялась.

— Собирались мне соврать?

— Собирался, — ухмыльнулся он.

— Хотели подкинуть надежду на спасение, верно?

— Да. Но понял, что номер не пройдет. — Он вытащил из кармана карту и расстелил ее между ними. Нашел тонкую ниточку, обозначавшую проселок, на котором они находились. Включил освещение салона.

— Где она, Бринн?

— Этого я вам не скажу, — ответила она.

Он покачал головой.

— Пытать я вас не буду. Это унизительно. И вашей семье ничто не угрожает.

— Я знаю.

Он достал пистолет. Посмотрел на него.

— Но… Вы же понимаете?

Она вдруг с удивлением осознала, что он не хочет в нее стрелять. И, тем не менее, выстрелит. Хотя у нее возникло странное чувство, что эту партию в их игре она выиграла. Но в то же время она с пронзительной душевной болью понимала, что потерпела поражение. Не потому, что должна умереть. А по множеству других причин, существовавших далеко от этого микроавтобуса, этого леса, этого заповедника.

Затянувшееся молчание становилось неловким, словно у молоденькой парочки к концу первого свидания.

— Харт, у вас есть последний шанс.

Он только рассмеялся.

— Позвоните девятьсот одиннадцать. Я ведь говорю серьезно. Я попрошу окружного прокурора проявить к вам снисхождение. Между нами не будет больше никакого вранья, Харт. Верьте мне.

Он сидел с опущенной головой, рассеянно поглаживая пальцами свой пистолет.

— Так вы сдадитесь или нет? — настаивала Бринн.

— Вы же понимаете, что я не могу этого сделать.

Они обменялись грустными улыбками.

Затем Харт посмотрел через лобовое стекло, и лицо его мгновенно изменилось.

— Что за…

Микроавтобус пришел в движение. Он катился вниз и быстро набирал скорость.

В тот момент, когда он только собирался забраться в фургон, Бринн связанными руками перевела коробку передач на «нейтралку», сняла ручной тормоз и откинулась назад, чтобы он не мог этого видеть. И весь их разговор она держала ногу на тормозной педали. Когда же стало окончательно ясно, что уговорить его сдаться невозможно, отпустила педаль. Автобус, стоявший под уклон, рванулся вперед. Легко перескочив через железнодорожную шпалу, обозначавшую границы парковки, он помчался вниз по крутому склону сквозь мелкие кусты и заросли травы.