Я закрыл глаза и целую вечность держал Бабочку в объятиях. Я знал, что она умерла, но все-таки не хотел, чтобы она оставалась одна. Наверное, мы целый час просидели так в темноте. Наконец я в последний раз пощупал пульс, но он не бился.

– До свидания, Бабочка. Какая странная история.

Я положил ее на бок и отошел, но, сделав пару шагов, вернулся. Поцеловал Бабочку в лоб, пригладил волосы.

– Ш-ш. Все хорошо.

Точка. Я исполнил свой долг плакальщика. И мне стало легко и светло, даже приятно.

Я выбрался в туннель метро, когда у меня оставались еще две сотни страниц «Божественной комедии». Станция была закрыта, свет не горел. Я поднялся по ступенькам к выходу, но двери были заперты, поэтому я вновь спустился на платформу, нашел место и сел, глядя в стену. Появился Кот и потерся щекой о мою ногу, а потом лег мне на ботинки, устроился поспать. Я достал и включил мобильник. Оказалось, я провел под землей девять дней. Телефон начал гудеть, посыпались сообщения. Два из банка, относительно состояния моего счета, одно напоминание о приглашении на ужин в прошлую субботу, два от друзей, которые интересовались, куда я подевался, и три от Беатрис. «Привет, я опоздаю на 10 мин.», «Где ты?» и, наконец, «Бен Констэбл!» Я обрадовался.

Я достал полиэтиленовый пакет, который получил от Бабочки. Она, как и обещала, вернула пропавшие записные книжки, а еще я обнаружил листок бумаги, исписанный ее почерком.

Милый Бен Констэбл, ну и приключение. Теперь я мертва, на сей раз по-настоящему. Несомненно, ты это знаешь, потому что, если бы все пошло по плану, мы были бы вместе. Я условилась сама с собой: я предложу тебе отравленную конфетку. Если ты ее съешь, то умрешь, а я останусь под землей. Если нет, я последую за тобой наружу, только бы ты не оборачивался. Но если ты обернешься и посмотришь на меня, я съем конфетку и умру. Если ты читаешь эти строки, значит, ты обернулся. Вопреки моему приказу. Из-за тебя я приняла яд. Ты меня убил. Я поступила нечестно, конечно, но я просто хотела, чтобы ты знал, как чувствует себя убийца. Чтобы ты кое-что понял.

Если это еще что-нибудь значит, я прошу прощения. За все. Теперь иди и пиши книгу.

Целую, целую, целую.

Бабочка

P.S. Кстати, я когда-нибудь говорила… А, нет. Ничего.

Письмо, адресованное Томоми Ишикава

Париж, 27 ноября 2008

Дорогая Томоми Ишикава, иногда я так путаюсь в этой истории, что забываю, где правда, а где вымысел. Я почти тебя не помню, остались только воспоминания о воспоминаниях. Ты каким-то образом проникла в мое воображение, и я уже не уверен, как ты выглядела и как звучал твой голос. Мы действительно часто сидели и болтали с тобой на крошечной мощеной улочке в районе Менильмонтан в пять утра? Я уверен, что это было всего два-три раза. Возможно, наша дружба не представляла собой ничего исключительного, но она в любом случае такой казалась.

Наверное, мне следует извиниться за книгу, за то, что я пустился на поиски, когда ты того не хотела. Извиниться за то, что я тебя убил. Но это просто придуманная история, и ты не умерла, и я не ходил под землю (и никогда не пойду), и я горжусь своей книгой, а не стыжусь ее. Ты тоже должна гордиться. Она написана с любовью и чувством юмора.

Понадобилось около года, чтобы вновь взяться за сочинительство. Я чуть не бросил это дело. Но история крутилась у меня в голове, развивалась и становилась все более замысловатой, и вот однажды я проснулся и понял, что хочу записать ее, с твоей помощью или без.

Как только я взялся за работу, она пошла быстро. Черновик я закончил за месяц (в прошлом июне). Потом я уехал в Уэльс и жил там в деревянном домике, в саду, полном цветов, с видом на зеленую долину и реку, вдоль которой время от времени проезжал туда-сюда поезд с одним вагоном. С тех пор я понемногу работал над книгой каждый день. И теперь, уже через несколько минут, я закончу и лишусь твоего общества. Как твой вымышленный двойник, я хочу потянуть время. Немного помедлить.

Знаешь, ты мне снилась (на самом деле не раз; когда сюжет застревает, я ложусь спать, а вы с Котом приходите и проделываете разные странные штуки, чтобы сдвинуть историю с места). Перед сном я думал об этом письме и пытался понять, что хочу сказать. Во сне ты была песочным человечком (во Франции он сыплет песок в глаза детям, чтобы они заснули, а по одной из версий – крадет глаза у непослушных малышей, которые не желают идти спать, и отдает собственным детям, которые живут на луне). Ты крадешь не глаза, а души людей, которые стоят на пороге смерти. Ты теребишь их, и они вытягиваются, как невидимая резинка, пока наконец не высвободятся, и тогда человек умирает, а ты просто выбрасываешь его душу, потому что тебе от нее никакого прока. Проблема в том, что я видел это только со своей точки зрения. Без твоего участия. (Я мог бы и догадаться. Описанные тобой бессмысленные убийства – плод именно моего ненормального воображения.)

Честно говоря, не думаю, что ты заслуживаешь такой чести. Я сделал Томоми Ишикава лучше, чем ты была на самом деле. Но, разумеется, эта книга отчасти – похвальное слово. Мы развлекались, смеялись, радовали и удивляли друг друга, исследовали темные места и говорили немыслимые вещи, ты привлекла мое воображение и вдохновила меня. Прими же дань памяти нашей странной дружбе, которая действительно была, и, вне зависимости от моего желания, эта история уже посвящена тебе.

До свидания.

Бен