– Я воображал столько финалов. И ни один не совпал. Неужели все закончится именно так?

– Почему? А как ты бы хотел, чтобы оно закончилось?

– Не знаю. Просить счастливого финала совсем неразумно?

– Например?

– Например, что мы выйдем отсюда, и ты обратишься за помощью к какому-нибудь гениальному психологу и поймешь, что впереди целая жизнь, и она прекрасна и удивительна, и, быть может, ты даже влюбишься в этого психолога, потому что он чертовски красив и умен и любит тебя…

– А что будет с тобой, Бен Констэбл?

– Ну, я вернусь домой, став капельку умнее, но не мудрее. Напишу книгу и исполнюсь самодовольства. И мы с тобой будем иногда встречаться за кофе, разговаривать и смеяться.

– Великолепно. Какая скукотища. А если добавить элемент, который никто не предвидел? Например, человека, который все спланировал.

– Мне действительно казалось временами, что я впутался в какой-то более крупный заговор. Я не хотел это признавать, но не раз ощущал, что кто-то ходит за мной по пятам или странно смотрит на меня.

– Я несколько раз ходила за тобой.

– Правда?

– Я хотела узнать, найдешь ли ты сокровище.

– Бабочка, вот это уже страшно.

– Всего несколько раз! Иначе бы у тебя опять разыгралась паранойя.

– Паранойя?

– Ну, люди странно смотрят, какой-то заговор… – Бабочка погладила воображаемую бороду и рассмеялась.

– Я подумал – может быть, тебя держат заложницей, и ты оставляешь подсказки, чтобы я пришел на помощь.

– Нет. Извини, – сказала она. – Послушай, а как насчет мрачного поворота сюжета? На протяжении целой книги ты надеешься, что мои записи – это выдумки, но на самом деле я – убийца, и я тебя убью…

– А кто напишет книжку, если я умру?

– В том-то и интрига – ты умрешь здесь, под землей, а я вернусь наверх, пойду к тебе домой, сяду и напишу книгу от начала до конца, но от твоего лица. Я напишу ее под именем Бена Констэбла; в финале он станет свидетелем смерти Томоми Ишикава, так что никто и никогда не станет искать меня, и я буду жить спокойно. На самом деле, может быть, даже начну писательскую карьеру под псевдонимом. Кому придет в голову, что Бен Констэбл на самом деле – женщина?

Я рассмеялся.

– Отвратительный финал. Он никуда не годится.

– Извини, такая уж у меня фантазия.

Некоторое время мы молчали, а потом я кое-что вспомнил.

– Слушай, был ведь еще кое-кто.

– Кто?

– Чарлз Стритни.

– А, исполнитель моей посмертной воли. Надо же, ты решил, что его так зовут.

– Откуда он узнал, что я в Нью-Йорке? Ты отследила IP-адрес по моему письму?

– Что такое IP-адрес?

– Сетевой адрес, который имеют все компьютеры, имеющие выход в Интернет. Он заложен в письма, которые ты посылаешь.

– Как интересно. Нет, я знала, что ты в Нью-Йорке, потому что оставляла тебе подсказки, предполагающие, что ты туда отправишься. Потом ты исчез и наконец прислал письмо, сообщая, что приехал. Все очень просто.

– А, да. – Я вспомнил письмо, которое отправил. – Я подумал, что, возможно, Стритни – спец по компьютерам.

– Не удивлюсь. Он – мой высокоорганизованный двойник. Я искала кого-нибудь попокладистее, чем эта неуклюжая Беатрис.

– Почему неуклюжая? Кажется, она сделала почти все, что ты хотела.

– Не совсем. Ей недостает воображения.

– Она мне понравилась. Кстати, на следующей неделе Беатрис приезжает в Париж. Может быть, уже приехала.

– Ты хочешь с ней увидеться?

– Это некоторым образом зависит от тебя.

Томоми Ишикава посмотрела по сторонам.

– Посмотрим. Я пока не составила план.

Она снова помахала пистолетом.

– Пожалуйста, отойди от решетки.

Я сидел довольно далеко, но все-таки встал и отошел подальше, в угол. Бабочка просунула руку через прутья и забрала кувшин и пустой стаканчик из-под йогурта.

– Я принесу еще, – сказала она.

После многих часов, проведенных в темноте и в одиночестве, я совсем обезумел. За несколько (сколько?!) дней я съел всего пару стаканчиков йогурта. Томоми Ишикава дважды приходила, чтобы вынести ведерко, налить воды или просто полюбоваться на меня. Каждый раз она включала фонарик, размахивала пистолетом и приказывала отойти от решетки, и я повиновался, поскольку не хотел получить пулю. Впрочем, рано или поздно она должна была отпустить меня. Я это знал, и Бабочка тоже. Мне наскучило сидеть одному.

Я нашел в сумке металлическую ручку и попытался вырыть ход. Потратил уйму времени. Ручка начала стачиваться, а я процарапал дырку глубиной примерно в полдюйма и шириной в два. Не знаю, куда именно я намеревался прокопаться. Вряд ли ручка могла помочь.

– Бабочка! – крикнул я.

Наверное, она ушла. Я не помнил, закрылась ли дверь.

– Бабочка, я знаю, почему ты сошла с ума!

Я подождал, но она не ответила.

– Потому что ты ешь один йогурт! Нельзя питаться только йогуртом и водой! Поэтому ты сошла с ума!

Тишина.

Сны созданы не для того, чтобы их помнить. Людям не дано специальной способности удерживать в памяти сны, и природе все равно, запечатлеваются они где-то или нет. Как и все мысли в темноте, они просто приходят, а потом забываются.

– Конечно, могло случиться и по-другому.

Я открыл глаза. Бабочка сидела у решетки, держа одновременно фонарик и пистолет, словно в каком-нибудь полицейском сериале. Она целилась мне в голову и не выпускала из виду.

– Не наводи на меня пушку, – попросил я.

– Извини. Я пытаюсь свыкнуться. Не знаю, что еще сделать, кроме как убить тебя. Ты же не можешь сидеть тут вечно.

– Бабочка, почему ты не представляешь для себя счастливой жизни? Ты никогда об этом не думала, что ли?

– Жизнь не бывает счастливой, – ответила она.

– Неправда. Попробуй стремиться к чему-нибудь хорошему. Я не утверждаю, что будет легко, но это настоящая цель.

– Слишком поздно. Надо было начинать с самого детства. Я не могу просто выйти из подземелья и изменить свое прошлое. Я опасна для себя и для других. И держать тебя здесь я тоже не могу, ты прав. Но все чуть не случилось по-другому!

– В смысле?

– Ты приходил ко мне домой второй раз. Ты должен был прийти и забрать компьютер – ты забрал, но потом пришел еще раз. Зачем?

– Прости. Я забыл зарядку, – объяснил я. – Зарядку от твоего ноутбука. Без нее он не включался. Пришлось вернуться.