– Еженедельник «Библиофил».

– Вас соединить с пресс-службой?

– Будьте любезны.

На этот раз ответил мужчина. Не давая ему опомниться, язатарахтела:

– Добрый день, еженедельник «Библиофил». Наши читателистрашно хотят узнать поподробней о фантасте Сергее Сомове. Очень надеемсясделать с ним интервью.

– Вы можете перезвонить через пару минут?

– Конечно, – обрадовалась я и пошла за «Скандалами».

Спустя примерно четверть часа я в великолепном настроениикатила в сторону метро «Аэропорт».

Сомов оказался дома и, пытаясь скрыть радость, сказал мне:

– Если хотите, можете приехать прямо сейчас.

Сергей оказался совсем молодым, на вид не старше Аркашки.Но, когда мы из полутемной прихожей прошли в огромный, захламленный кабинет,стало понятно, что парню хорошо за тридцать. И красавцем он не является.Тщедушная фигурка, мелкие черты лица и буйные кудри светло-каштанового цвета,спадавшие все время на его изможденную мордочку.

Очевидно, он жил один, потому что даже я, более чем спокойноотносящаяся к беспорядку, не потерпела бы такой бардак. Все пространствокомнаты было завалено книгами. Они не только теснились в бесчисленных полках,висевших даже над входной дверью, но и лежали повсюду пыльными стопками: наполу, подоконнике, столе, в кресле… На спинке стула висела, наверное, всяодежда литератора: джинсы, брюки, рубашки, куртка, на полу валялись какие-тотряпки, оказавшиеся при более детальном рассмотрении носками, и повсюду стоялигрязные чашки и переполненные пепельницы.

– Очень хорошо, что вы заглянули, – радовался Сергей, –сейчас, секундочку.

Быстрым движением он открыл бар, вытащил оттуда бутылку«Гжелки» и коробочку зефира в шоколаде. Затем привычной рукой наплескал вхрустальные фужерчики прозрачную жидкость и сказал:

– Ну, со свиданьицем.

Мне стало грустно. Алкоголизм – профессиональная болезньроссийских литераторов. Не надо думать, что поголовное пьянство свойственнобыло только мастерам социалистического реализма. Отнюдь. Приложиться к бутылкелюбил и великий баснописец Крылов, и сатирик Гоголь. Не раз видели в хорошемподпитии и Тургенева, воспевавшего красоту чувств. Чего уж тогда было ждать от«глашатая революции» Максима Горького? Говорят, находясь подшофе, он обожалнапевать своим внучкам, Марфе и Дарье, песенку собственного сочинения:

Диги-диги-дигли

Диги-диги-талис

Вот мы и достигли,

Вот и долетались.

Вспоминая, наверное, в этот момент своего Буревестника.Запои Алексея Толстого, прогулка по Москве голого Есенина… Все это хорошоизвестно в определенных кругах. В писательском городке Переделкине естьнебольшой магазинчик, дружно называемый всеми «Фадеевка». Именно в нем пропилизвестный советский писатель Александр Фадеев гонорары за романы «Молодаягвардия» и «Разгром», кстати, и Государственная премия осталась здесь же.Говорят, его мучила совесть, якобы по ночам он видел тени писателей,отправленных им в лагеря и тюрьмы. Завершилось все, как известно, плохо, Фадеевпокончил с собой на переделкинской даче, и некоторое время дом стоял пустой.Потом в него, не побоявшись, въехал прозаик W.

Однажды утром он вылетел с криком на улицу и понесся ксвоему соседу, писателю Аркадию Николаевичу Васильеву.

– Что случилось? – удивился Васильев, увидав синего W. – Тызаболел?

– Нет, – забормотал тот, – ко мне пришел Фадеев, страшный, вхалате…

– Ты уверен? – спросил недоверчиво атеист АркадийНиколаевич. – Ничего не перепутал?

– Нет, – лязгал зубами W, – в халате, с бутылкой.

– Ну раз с водкой, – вздохнул непьющий Васильев, – то этоточно он, сомнений нет.

Сомов крякнул и, отвернувшись, закашлялся. Я быстро вылилаводку в открытую дверцу письменного стола и, мило улыбаясь, взяла зефирку.

Примерно полчаса Сергей рассказывал о себе. Приводить тутего слова не имеет никакого смысла, суть их была проста. Он, Сомов, гениальный,талантливее всех ныне живущих и умерших. Но, к сожалению, сейчас все решаютденьги, поэтому его печатают редко и неохотно. Надо бы раскрутиться, но всежурналюги такие сволочи и требуют за каждую публикацию баксы. А где их взять,коли гонораров кот наплакал?

Страстная речь прерывалась время от времени звяканьембутылки и лихим опрокидыванием рюмки. Я старательно отправляла свою дозуспиртного в стол.

Наконец Сергей слегка успокоился. Один из моих бывших мужей,Генка, был алкоголиком. Вся его жизнь – это сплошной запой с короткими светлымимоментами, когда мужик изо всех сил пытался найти денег на очередной ящикводки. Люди покупают спиртное бутылками, а Генасик брал ящиками… Так вот,прожив с ним жуткий год, я хорошо теперь знала, что у пьянчуг случаются разныестадии опьянения. Сначала они безудержно жалуются на жизнь и окружающих врагов,следом их охватывает чувство глубокой любви ко всему человечеству, затемнаступает пора фразы «ты меня уважаешь?» и завершается все либо разудалой песней,переходящей в молодецкий храп, либо дракой, в свою очередь плавно перетекающейв тревожный сон.

Сомов явно начал испытывать ко мне самые светлые чувства.Посчитав момент подходящим, я вытащила из сумочки книжонку и попросила:

– Поставьте автограф. Это мое любимое произведение.

Сергей с готовностью схватил ручку, раскрыл «Разговор скрысой», наткнулся глазами на строчки и побледнел.

– Откуда у вас эта книга?

– Из магазина, – пожала я плечами.

– Не может быть, – возразил Сергей, – я дарил ее однойженщине.

– Дайте-ка, – велела я и выхватила покет, – ой, простите!Перепутала! Надо же, они рядом стояли на полке!

– Кто вам дал ее? – не успокаивался прозаик.

– После смерти Беллы Марковой я собирала в санатории ее вещии оставила себе на память о ней книжку.

– Вы знали Беллочку? – тихо спросил Сомов.

– Нет, просто работала тогда в «Зеленом саду» кастеляншей.Кстати, я вас сразу узнала. Видела, как вы проходили к ней во второй коттедж,тайком, через калиточку.

Сергей кивнул.

– Было дело, приезжал.

– Что же не через центральный вход?