Тут уж невольно вспоминаешь события давно минувших дней. Как забыть такое, например, что в боях за рекой Сан я познакомился с будущим Главным маршалом танковых войск Амазаспом Бабаджаняном. Тогда он был только полковником, но уже прославленным комбригом 20-й гвардейской механизированной бригады. Он только что вернулся из госпиталя, где долечивал открывшуюся рану, полученную еще на Курской дуге.

20-я мехбригада успешно продвигалась вперед и вдруг у селения Каньчуга застряла: немцы тут оказали ей упорное сопротивление. Комбриг запросил помощи у Дремова. Комкор немедленно бросил в бой свой резерв — дивизион РС. Из корпуса примчался Гиленков. Мы сели в «виллис» и отправились на командный пункт бригады, который размещался на небольшой высоте, поросшей буковым лесом. Бабаджаняна мы нашли на высоком дереве, обозревающим местность в стереотрубу, каким-то невероятным способом прикрепленную к толстому суку.

Гиленков, задрав голову, по-уставному стал докладывать: «Товарищ полковник, майор Гиленков прибыл в ваше распоряжение. Готов огнем поддержать бригаду!» С дерева послышался голос с легким кавказским акцентом: «А, Юрочка, дорогой ты мой. Тебя-то мне как раз и не хватало». Ветки на дереве зашевелились, и Бабаджанян легко спустился по лестнице на землю. Мы пожали друг другу руки.

Перед нами стоял среднего роста, худощавый, тонкий в талии жгучий брюнет с типичным кавказским лицом. На крупном носу — внушительная горбинка, придававшая лицу вид хищной птицы. В белках бархатно-черных выразительных глаз выделялись зрачки такого же цвета. Полковник оказался энергичным, подвижным, очень общительным, душевным и доброжелательным человеком. Он обнял Гиленкова за плечи, сказал несколько теплых слов, и мы приступили к делу. На картах, расстеленных прямо на траве, Армо (так офицеры звали Амазаспа Бабаджаняна) показал район, где расположены немецкие огневые средства, которые надо было немедленно подавить. Кружком обвел место, куда подошли мотострелки.

Уточнив детали предстоящей стрельбы, я отправился готовить установки. Машины стояли метрах в пятистах от наблюдательного пункта. По радио связался с Гиленковым и получил «добро» на производство выстрела. Выстрел оказался удачным, огневые точки немцев были подавлены, и бригада почти без боя овладела опорным пунктом и продолжала наступление.

Комбриг поблагодарил нас за оказанную помощь, и мы расстались. Но пути наши еще не раз будут пересекаться на крутых дорогах войны.

Польша для меня и моих товарищей по оружию была уже «заграницей». Нам, солдатам и офицерам, впервые попавшим в чужую страну, многое показалось здесь необычным. Крепкие поселки, обязательно с каменными домами, солидные хозяйственные постройки для скота, амбары для хранения зерна, навесы для сельскохозяйственной техники. Ухоженные сады и огороды, затейливые беседки и веранды, увитые диким виноградом и плющом, аккуратные дорожки поражали нас не меньше, чем кирпичные заборы с массивными воротами. Ничего не скажешь — частная собственность.

Когда-то русским дворянам-офицерам, будущим декабристам, попавшим в Европу во время войны с Наполеоном, многое тоже казалось в диковинку. Мы также пытались сравнивать жизнь людей при социализме и капитализме, и часто это сравнение было не в пользу социализма. Мы, конечно, надеялись, что с окончанием войны наша жизнь улучшится, сейчас же важно было разгромить врага.

Германское командование было, разумеется, обеспокоено тем, что войска Красной армии вступили на территорию Восточной Европы, и делало все, чтобы остановить их продвижение. Гитлер издал приказ войскам группы армий «Северная Украина»: «Мы не можем позволить русским наступать дальше. Потеря Кельне означала бы утрату важнейшего опорного пункта на подступах к Восточной Германии… Приказываю: группе армий «Северная Украина» ликвидировать русские плацдармы в районах Баранува и Магнушев а».[40]

Но каково бы ни было сопротивление противника, мы уверенно двигались вперед. После падения Ярослава генерал Гетман со своими гвардейцами выбил немцев из Перемышля, тем самым затруднив отход на запад Львовской группировке противника. Эти успехи позволили маршалу Коневу продвинуть 1-ю танковую армию к новым опорным пунктам врага на реке Висла. Он ставит Катукову задачу: занимаемый участок фронта сдать 13-й армии генерала Пухова и конно-механизированной группе генерала Соколова и к утру 29 июля нанести удар в направлении Майдан — Баранув, форсировать Вислу, захватить плацдарм для дальнейшего наступления наших войск.

Для нас, «эрэсовцев», наступали горячие дни. Мы понимали, что противник будет сопротивляться с удвоенной энергией: форсировав Вислу, Красная армия на этом не остановится, непременно пойдет к границам Германии.

Я уже освоился со своей новой должностью и обязанностями. Если что-то не получалось, Гиленков поправлял меня, показывал, как лучше и быстрее произвести ту или иную операцию при подготовке БМ к стрельбе. Артиллерийские навыки и прежняя штабная работа пригодились мне при обслуживании реактивных установок.

Весь мой штаб состоял из нескольких человек — моего заместителя, двух пожилых солдат-писарей, аккуратных, добросовестных и знающих свое дело людей, которые вели всю канцелярию. В штабной машине находилось знамя нашей части, которое мы берегли как зеницу ока, гордились им. Его полотнище в нескольких местах было пробито осколками бомб и снарядов. Дивизион имел наименование Черновицкого и был награжден орденами Красного Знамени и Богдана Хмельницкого II степени.

Кроме уже названных людей, мне непосредственно подчинялись взводы разведки и связи со своими командирами. Эти подразделения обеспечивали боевую деятельность дивизиона. Я уже заметил, что успех залпового огня зависит буквально от каждого бойца и командира, от умения владеть техникой, от дисциплины.

В ходе наступления Гиленков все время находился на командном пункте рядом с Дремовым, так что вся работа, связанная со стрельбой, ложилась на меня. Получив с командного пункта приказ на поражение конкретной цели, я тут же наносил ее на карту, готовил исходные данные (буссоль, уровень, прицел), доводил эту информацию до командиров батарей. БМ уже стояли в готовности к выходу на огневую позицию. Водители в дивизионе — настоящие виртуозы, в большинстве своем — это опытные, классные специалисты, боевые ребята, на груди у каждого красовалось по 2–3 ордена. Как только я садился в легковую машину, вся колонна следовала за мной.