Ординарец все уладил. Нас встретила молодая женщина лет двадцати пяти. Оказалось, что она русская, жена командира-пограничника. Муж погиб на погранзаставе еще в 1941 году, она с трудом добралась до Баратина и остановилась у своих знакомых. Во время оккупации выдавала себя за родственницу хозяев дома. Так и прожила три страшных года, не зная ничего о своих родственниках, проживающих в России. Появление Красной армии в селе было для нее полной неожиданностью. Она сразу ожила, у нее затеплилась надежда разыскать родных и близких, а в будущем, возможно, выехать в Россию. Теперь ее гостеприимство выплеснулось на нас. Она поставила на стол все, что можно было найти в кладовках и подвалах. Неподдельная радость светилась в ее глазах. Звали ее Анна, Анюта.

Пока мы стояли в Баратине, не знали никаких забот в бытовом плане. Внимание нашей благодетельницы так понравилось моему ординарцу Василию, что он изъявил желание пожить здесь до конца войны. А за ужином как-то намекнул:

— Хозяйка наша — довольно премилая дама!

Что имел в виду ординарец? Мы тогда с Сашей Семеновым не придали значения его словам, хотя и нам эта женщина тоже приглянулась.

Нам хотелось пожить в этом селе тихо, мирно, забыть о боевых действиях. Не получилось: постоянно беспокоили бандеровцы. Они угоняли машины, убивали наших солдат и офицеров, забирали их документы и уходили в схроны на Львовщине и Ровенщине. Нередко поступал приказ комбрига Липатенкова — выделить взвод или два солдат для прочесывания близлежащих лесов или хуторов. В ходе таких действий удавалось вылавливать бандеровцев, маскировавшихся под стариков и даже старух и проводивших разведку.

Неожиданно дивизион передислоцировался в село Хотын. Чем это было вызвано, до сих пор не знаю, возможно, вылазками бандеровцев. Мы быстро снялись со своих мест, повинуясь приказу. Жалко было расставаться с полюбившейся мне Анютой.

Сколько в Хотыне мы простоим, никто не знал, но мне вдруг захотелось увидеть свою хозяйку: я наскоро тогда простился с ней, сказав лишь несколько теплых слов. Стал продумывать, как и на чем съездить в Баратин? Машина исключалась. Велосипед! От Хотына до Баратина не больше пяти километров. Это расстояние можно покрыть за двадцать минут. За время моего отсутствия вряд ли что может произойти в дивизионе. Риск все же есть, размышлял я, но на фронте рискуешь постоянно. Можно рискнуть и еще разок!

Вызвал ординарца Василия, который уже не раз выручал меня из разных переделок, ввел его в курс дела, предупредил, чтобы никому — ни слова. Если же прозвучит тревога, пусть садится в машину и гонит в Баратин. Ординарец все понял.

Как только стало темнеть, проверил пистолет, взял пару гранат-лимонок для подстраховки, сел на трофейный велосипед и нажал на педали. Вскоре я уже стучался в окно Анюты. Она подумала, что нагрянули бандеровцы, но, открыв занавеску и увидев мою улыбающуюся физиономию, несказанно обрадовалась.

Всевышний вознаградил меня за этот сумасшедший поступок. Ночь пролетела как один час. Такое может быть только в двадцать лет. Очнулся от одурманивающей любви только под утро, когда стало светать. Что-то подсказывало мне — надо ехать. Расставание с моей возлюбленной было трогательным: оба понимали, что вряд ли увидимся когда-нибудь еще раз. Я расцеловал ее, прижал к своей груди, сел на велосипед и что есть мочи начал крутить педали.

Катил я в Хотын, не чуя под собою ног, словно знал, что в дивизионе обязательно должно что-то случиться. В таких ситуациях уже бывал не раз. И точно — новая передислокация. Въезжаю в село и вижу, как бегают солдаты, водители прогревают моторы машин, раздаются команды офицеров. Испуганный ординарец обрадовался моему появлению, он уже собирался ехать за мной, как было заранее условлено. В общем, все кончилось благополучно. Власенко не заметил моего отсутствия, и я быстро включился в боевую жизнь дивизиона. Но дал себе зарок в такие авантюры больше никогда не пускаться.

Об этой моей проделке знали только ординарец и Саша Семенов, которому я проболтался при переезде на новое место базирования. Боевой зам на мои донжуанские похождения отреагировал по-дружески, но строго:

— Залетишь ты, Петр Михайлович, когда-нибудь, как пить дать залетишь. Накажут, и поделом!

Упрек справедливый, и я воспринял его без возражений, даже пообещал, что теперь — ни ногой из дивизиона без разрешения Власенко.

Семенов только улыбнулся. Когда машина вышла на ровную дорогу, он, повернувшись ко мне, продекламировал несколько забавных строк:

Намек я понял и тут же спросил:

— Это еще откуда?

— Фронтовые газеты надо читать, а не бегать по бабам.

— Резонно, — согласился я. — И все-таки, кто это написал про Анюту?

— Лев Кассиль.

Мы тогда долго смеялись — и над стихами, и над моими ночными приключениями. И все-таки я был рад, что не обошла меня фронтовая любовь. Есть что вспомнить!..

Мы ехали по Приднестровью. Семенов из кабины любовался местным пейзажем, я больше не докучал ему своими разговорами. Меня почему-то потянуло на исторический экскурс в эти земли. Что я знал о них? Практически ничего. Правда, вспомнил, что еще в Первую мировую войну русский генерал Брусилов, командующий Юго-Западным фронтом, осуществил здесь свой знаменитый прорыв. В мае 1916 года его войска перешли Днестр, основательно потрепали австро-германские войска и заняли Львов. Тогда русские били войска кайзера, спустя двадцать восемь лет мы бьем войска Гитлера. История повторяется.

На этот раз мы разместились в большом лесу вдали от поселений. Довольно быстро возвели просторные землянки для личного состава, разместили и замаскировали технику, а как только прибыло новое пополнение, занялись его обучением. Политотделы позаботились о нашем отдыхе. По вечерам солдаты смотрели кинофильмы или концерты армейской художественной самодеятельности.

Для полноты нашего общего и исторического образования командование устроило выставку оружия и вооружения Красной армии, начиная от пистолета и винтовки и заканчивая «тридцатьчетверками» с 8,5-миллиметровыми пушками, тяжелыми танками ИС-2 и самоходными установками с 152-миллиметровыми пушками. Особняком стояли реактивные установки БМ-»катюши». На выставку приглашались офицеры, вплоть до командиров батальонов и их заместителей, а также летчики воздушной армии, стоявшие по соседству и находившиеся в резерве Ставки. Экскурсанты подходили к экспонатам, у каждого из которых стоял офицер-экскурсовод, который давал соответствующие пояснения по своему виду оружия и отвечал на вопросы. Все проходило чин-чинарем, как в хорошем музее в мирные дни.

Затем состоялись практические стрельбы на лесном полигоне прямой наводкой из минометов, орудий, танков и реактивных установок. Стрельбе Катуков придавал особое значение, особенно хотелось блеснуть эффективностью огня реактивными снарядами. Я даже нашел инструкцию, составленную Михаилом Ефимовичем по использованию РС в бою. В ней говорилось: «Дивизионы РС в наступлении следует придавать головным бригадам и использовать как мощное средство борьбы с опорными пунктами обороны противника и его узлами сопротивления. Кроме того, подразделения РС могут вести успешную борьбу с подходящими резервами, скоплениями и отходящими колоннами противника. Следует лишь рационально их использовать, не давать огонь по малозначительным целям, с которыми может справиться ствольная артиллерия, экономить их залпы. Значительную долю средств РС необходимо иметь в резерве командарма и командиров корпусов, как мощное средство усиления частей того или иного направления, где этого потребует обстановка».[36]